Проходили годы. Наступало Рождество, и они, сидя перед изысканно украшенным камином, обменивались подарками, а Бен завел традицию — но после двух попыток от нее отказался — читать в этот день повесть Чарлза Диккенса «Рождественское песнопение». На День независимости они обычно шли в офис Бена смотреть парад Великой армии республики, а потом Джо везли на детский пикник у «Потока». Фоли, кучер, сменивший Коннелли, учил мальчика искусству верховой езды и управления лошадьми и преподал первые уроки нецензурного языка. Отец помогал сыну в занятиях арифметикой, алгеброй и начальным курсом латыни, но всеми остальными учебными занятиями руководила мать. Она проверяла его правописание, слушала, как он читает, и заставляла его читать повторно, чтобы исправлять вкравшийся в его речь пенсильванско-немецкий акцент. Ее собственное произношение было безупречным исключительно благодаря влиянию ее английской гувернантки, и она была полна решимости не допустить в его речи напевности, свойственной почти всем детям Гиббсвилля, за исключением ирландских. У Бена произношение было простым, ближе всего к новоанглийскому акценту янки, хотя он и не проглатывал «р». Авторитет Бена признавался в двух вопросах: как правильно завязывать галстук и как подбирать мужские украшения, но чему он действительно научил своего сына, так это плаванию.

Как-то раз в июле, когда Джо было шесть лет от роду, Бен пришел домой из офиса в полдень — было время обеда.

— Доброе утро, папа, — сказал Джо. — У мамы болит голова.

— Болит голова? — переспросил Бен.

В гостиную вошла сестра Фоли Марта и объявила, что у миссис Чапин болит голова и она не спустится к обеду.

— Понятно, — отозвался Бен. — Скажите своему брату, чтобы он запряг в коляску Блэки и подвел к парадному входу. Прямо сейчас, Марта. Пожалуйста.

— А вы, сэр, разве не будете обедать?

— Нет. Сделайте, пожалуйста, как я вам велел.

— Папа, куда ты едешь?

— Я тебе объясню через минуту. Твоя мама спит?

— Не знаю. Наверное.

— Поднимись на цыпочках наверх, посмотри, спит она или нет, а потом тут же вернись и скажи мне.

Мальчик не привык выслушивать приказания, но отца послушался и, вернувшись, сообщил, что мать спит.

— Мы едем кататься, ты и я.

— Ты и я, папа?

— Да, ты и я.

— Но я не спросил маму.

— Я ей оставлю записку. Она не будет волноваться.

— Папа, она будет волноваться.

— Если я напишу записку, не будет.

— Папа, а куда мы поедем?

— Это сюрприз.

Бен принялся писать записку Шарлотт.

— А какой это сюрприз?

— Приятный, — сказал Бен. — А теперь не задавай мне больше вопросов, пока я не допишу записку.

— Мы куда-то уедем?

Бен неопределенно хмыкнул.

— Куда мы поедем?

— В место, которое тебе понравится, — ответил Бен.

— Коляска готова, стоит перед входом, — объявила Марта.

— Отдайте это миссис Чапин, когда она проснется. Пошли, сынок.

Отец и сын катили в коляске, и Бен отказывался выдать свой план до той самой минуты, когда стало ясно, что они едут к «Потоку».

— Мы едем к «Потоку»?

— Да.

— Зачем?

— Сюрприз.

— Папа, это пикник?

— Увидишь.

«Потоком» назывался обширный водоем, которым владела угольная компания. Берега его были усыпаны коттеджами, простыми и весьма изысканными. Коттедж Чапинов был не из простых. Бен вылез из коляски, спустил поводья и привязал лошадь к столбу.

— Что мы будем делать? — спросил Джо.

— Мы будем плавать.

— Папа, я не умею плавать, ты же это знаешь.

— Пришло время научиться.

Они вошли в коттедж и спустились вниз, в мужскую раздевалку. Бен снял с себя одежду и надел купальный костюм.

— Ну, раздевайся, сынок.

— Я не хочу. Я не хочу учиться плавать.

— Так, снимай одежду и повесь ее вот сюда.

— Я хочу домой!

— Все в свое время. Мне тебя раздеть, или ты сам умеешь раздеваться?

— Я не хочу раздеваться. Я не хочу учиться плавать! Я хочу к маме!

— Она, сынок, тебя не слышит. Делай, как я сказал, или я это сам сделаю.

Мальчик снял одежду, сложил ее стопкой и встал в ожидании.

— Молодец, сынок. А теперь пойдем окунемся.

Перед коттеджем Чапинов вода была восемь футов глубиной. И Бен бросил в нее сына, а через несколько секунд сам прыгнул в воду и схватил бултыхающегося в воде, орущего ребенка.

— Видишь? Теперь ты умеешь плавать.

Через полчаса мальчик действительно научился плавать. Когда Бен сказал, что пора идти домой, мальчик спросил, можно ли ему еще раз поплавать, и Бен ему разрешил. Они вытерлись досуха и надели одежду, в которой приехали.

— Видишь? Теперь ты умеешь плавать. Здорово, правда? Тебе понравилось? Ты доволен тем, что умеешь плавать?

— Да, да! Подожди, мы приедем, и я расскажу маме, что умею плавать.

— Только так и можно научиться. Так научили меня. Извини, что я сделал это без предупреждения, но только так и можно. И теперь ты никогда не разучишься плавать. Стоит научиться плавать, и ты уже никогда не забудешь, как это делается. Ну что, здорово?

Они подъехали к конюшне и вместе зашагали через двор к дому — отец шел рядом с сыном, обняв его за плечо.

— Наверно, мама уже встала и я смогу ей рассказать.

— Она встала. Я видел ее в окне.

Мальчик поднял голову, помахал матери, и она помахала ему в ответ.

— Поднимайся ко мне, дорогой, — позвала она.

— У меня для тебя сюрприз, — сказал мальчик.

Он вместе с отцом вошел в комнату Шарлотт.

— Расскажи мне все об этом, — сказала Шарлотт. — Я хочу знать все, что ты делал.

Мальчик возбужденно, со всеми подробностями рассказал ей об уроке плавания. Когда он кончил рассказ, мать спросила:

— А ты обедал?

— Нет, мама.

— Так я и думала. Что ж, беги вниз. Отец спустится через минуту-другую.

Мальчик вышел из спальни. Дверь закрылась, а они продолжали сидеть в молчании, но как только на лестнице раздался топот ног, Шарлотт поднялась с места, пересекла комнату и трижды дала Бену пощечину, а потом ударила его еще раз.

— Я бы тебя убила, — сказала она.

— Я тебя понимаю, Шарлотт.