Таковы были общие установки плана по захвату власти ГКЧП, или, точнее, по внутреннему перераспределению власти в СССР, когда ее реальным обладателем становилась хунта — члены ГКЧП, в основном связка: Янаев — Крючков — Павлов.

Заговорщики: Крючков, Грушко и др.

Вдохновителем заговорщиков, выступивших против подписания Союзного договора, намеченного на 20 августа, было высшее руководство КГБ СССР, и прежде всего глава этого ведомства Крючков. Первые конкретные действия в деле подготовки заговора были предприняты еще в декабре

1990 г. Крючков пригласил в кабинет своего первого заместителя генерала Армии Грушко Виктора Федоровича (вместе с его помощником полковником Егоровым Алексеем Георгиевичем) и поставил перед ним задачу разработать проект Указа президента «О чрезвычайном положении». В этих целях Крючков передал в распоряжение Грушко двух своих помощников — заместителя начальника 12-го Главного управления Жижина и личного секретаря — адъютанта полковника Сидака.

Крючков изложил свою точку зрения на происходящие в стране события, а также какие, на его взгляд, меры чрезвычайного характера могут стабилизировать обстановку в стране. В результате работы этой группы были подготовлены проекты постановления Верховного Совета СССР и Указа Президента СССР (очень близкие по содержанию мерам, провозглашенным организаторами ГКЧП позже, в августе 1991 г.). Свои «рекомендации» эта группа передала генералу Грушко примерно 17 января 1991 г., и в тот же день они были вручены Крючкову. На этом видимая часть работы в структурах КГБ вроде бы закончилась. Тогда же прорабатывался вопрос о введении президентского управления в Литве.

На самом деле Крючков не отказался от активных действий — он втягивал в свои замыслы самых нужных для «дела» людей, вел с ними разговоры — особенно усердно он «обрабатывал» маршала Язова, министра обороны. Прежде всего для успеха замысла нужен был министр обороны, Язов. Маршал Язов, участник Великой Отечественной войны, прошедший путь от солдата до маршала, конечно, как небо от земли отличался от маршалов войны, умных, мощных, чрезвычайно волевых, но он был честным солдатом, военачальником, преданным Армии, государству, народу. Он глубоко переживал упадок страны, вооруженных сил, говорил на эту тему с военачальниками, но никогда не подвергал критике Горбачева и не ставил под сомнение политический курс президента. Он был прост и прямолинеен, пользовался уважением в военно-политических кругах, в руководстве КПСС. В то же время Язов был несколько робок и безынициативен в постановке обостряющихся армейских проблем перед политическим руководством страны. И поэтому «разговоры» Крючкова на «больные темы» вызывали у Язова «понимание». Так они постепенно сближались. Вот он, министр обороны маршал Язов, и был избран Крючковым как самая важная фигура в будущем заговоре. При любых мероприятиях весны — лета 1991 г. (совещания, заседания и прочее, включая у самого Горбачева в Кремле), а их было тогда множество, в рамках которых приходилось участвовать и мне, — на них неизменно бывали и Язов, и Крючков, и маршалы Ахромеев с Варенниковым (главнокомандующий сухопутных войск), и Крючков стремился «перекинуться» какими-то своими мыслями с маршалом. Постепенно «разговоры» становились все более откровенными…

«Новая активность» Крючкова в вербовке влиятельных участников заговора была связана с приближением сроков завершающего этапа в эпопее Союзного договора — этого любимого детища Горбачева. Когда Крючков узнал о том, что 20 августа намечено подписание «договора», а с начала августа планируется выезд Горбачева в Крым для отдыха, он решил: «Надо действовать! Теперь или никогда!»

С возвышением Валентина Павлова последний тоже быстро сблизился с Крючковым, предоставил в его распоряжение крупные денежные средства для повышения заработной платы центральному аппарату КГБ, улучшения обслуживания, укрепления материально-технической базы; все просьбы Крючкова этого характера исполнялись немедленно и в полном объеме. Оба нашли «общий язык» в оценке ситуации в стране, критически отзывались о Горбачеве, считали необходимым «остановить» российское руководство как «первый этап» на пути к «выправлению гибельного пути». Необходима была, по их твердому убеждению, политика «закручивания гаек», хотя бы временно, на непродолжительный срок, и возвращение «твердой руководящей роли КПСС»…

Крючков понимал, что в горбачевском проекте «договора», явившемся результатом не просто компромисса «центра» и «республик», а бесконечных уступок президента по принципиальным вопросам, имеются такого рода «изъяны», которые ставят на границу выживания СССР как единое государство; что речь идет, по сути, о конфедерализации государства, существенном ослаблении «Центра». Это вызывало несогласие многих авторитетных деятелей того времени, но они, но существующей традиции и привычке, не высказывались публично, создавая впечатление поддержки горбачевского проекта. И как ни странно, известная «межрегиональная депутатская группа» (МДГ) из Верховного Совета СССР («группа Афанасьева — Попова») одобрила этот проект, активно возражал только Анатолий Собчак! Таким образом, сепаратисты и «вроде бы демократы» вместе с группой высших партийных чиновников нашли в этом «союзном договоре» своего рода общий интерес, они как бы заключили «негласный союз». С моей точки зрения, подлинной трагедией для демократического развития СССР (а затем и для России), на который встал президент Горбачев, стало то обстоятельство, что узкая группа интеллектуалов-депутатов СССР, причем далеко не самых представительных в обществе, громко закричала, что только она, эта «группа избранных» (чуть ли не «провидением»!), представляет «демократические силы страны» и в целом «либерально демократические ценности». А стараниями СМИ эта идея была буквально навязана обществу. Отсюда выходило, что ни Горбачев, ни другие — никто демократами не являются. Они буквально навязывали свои, далеко не адекватные, представления о путях развития страны, экономической реформы, способах и методах преобразования государства и общества, причем с крайне радикальных позиций. Они и выступали откровенными сторонниками «развода» СССР по союзным республикам — то есть «раздела» СССР. Это, естественно, вызывало крайнее раздражение у офицеров КГБ, которые рассматривали всех этих радикал-демократов из МДГ откровенными провокаторами. Обо всем этом и многом другом говорили Крючков и Язов между собой. В начале августа они договорились о «необходимости взаимодействия» в подготовке «мероприятий» по стабилизации ситуации в СССР на оперативной даче КГБ (в Машкове).

Грачев, Егоров и Жижин

5 августа первый заместитель Крючкова генерал армии Грушко Виктор Федорович вызвал к себе заместителя начальника аналитического управления Егорова Алексея Георгиевича, и вместе они пошли к Крючкову. В кабинете главного чекиста СССР находились Жижин (заместитель его начальника секретариата Крючкова) и генерал Павел Сергеевич Грачев, командующий ВДВ, заместитель министра обороны СССР (Грачева к Крючкову направил Язов). Крючков сообщил, что им втроем, то есть Егорову, Грачеву и Жижину, поручено «проанализировать вопрос о необходимости введения чрезвычайного положения в стране, изучить последствия такой меры, если она будет предпринята». Для этой работы «группа» выехала на оперативную дачу 2-го Главного управления КГБ под Москвой, у деревни Машково. «Группа» работала 2 дня, разрабатывая «документ»; в ее распоряжении были предоставлены многие материалы и документы, характеризующие социально-экономическое и политическое положение страны. По мере необходимости участники «группы» запрашивали разного рода дополнительные справки и оперативно их получали (это организовывал Жижин). Итогом работы «группы» явилась «справка» (объемом 4 стр.), в которой ее участники пришли к выводу о нецелесообразном введении ЧП. Они обосновывали этот вывод следующими причинами: