– Боже, – сказала Нелла, но в ее голосе я слышала безразличие. Ей было все равно, что там с горничной леди Кларенс и есть ли она вообще. Она взяла банку, повернула ее и облегченно выдохнула. – Да, это она. Та самая. О, вы спасли меня от гибели, леди Кларенс…

– Да-да, я же сказала вам, что избавлюсь от нее, и обязалась вернуть ее вам, но то, какой вы были днем, меня напугало. Теперь, полагаю, все хорошо, и не вижу причин оставаться тут ни секунды дольше, поскольку уже поздно, а у меня так и не было времени толком поплакать.

Нелла предложила ей выпить перед уходом чаю, но леди Кларенс отказалась.

– Еще кое-что, – сказала она, бросив на меня быстрый взгляд, а потом осмотрев крошечную комнатку, лишенную роскоши, к которой она, должно быть, привыкла. – Я не вполне уверена, что за договор у вас с девочкой, но, если вы готовы это обдумать, прошу, не забывайте, что я теперь ищу новую горничную. – Она указала на меня, словно я была мебелью. – Она моложе, чем мне хотелось бы, но в разумных пределах, и достаточно исполнительна, из тех, что не станут болтать, так ведь? Я бы хотела нанять горничную до конца недели. Прошу, дайте мне знать как можно быстрее. Я уже говорила, живу я на Картер-лейн.

Нелла ответила, запинаясь:

– С-спасибо, что дали знать. Мы с Элайзой это обсудим. Подобная перемена может быть во благо.

Леди Кларенс кивнула и вышла, оставив нас с Неллой наедине.

Нелла поставила банку и рухнула на стул, поскольку необходимости прибираться и укладываться больше не было. Я взглянула на чародейскую книгу Тома Пеппера, по-прежнему лежавшую на полу; свеча возле нее наконец погасла.

– Что ж, – начала Нелла, – прямо сейчас нам ничто не угрожает. В связи с этим счастливым обстоятельством можешь остаться ночевать. Утром, полагаю, тебе стоит обдумать предложение леди Кларенс. Для тебя это может оказаться хорошим местом, если ты по-прежнему страшишься дома Эмвеллов.

Дом Эмвеллов. Эти слова напомнили мне, что не все мои проклятия исчезли с возвращением банки. Моя ошибка, поставившая Неллу под удар, возможно, и была исправлена, но это означало, что я вновь оказалась там же, где была сегодня днем. Я не желала места у леди Кларенс; я ей не доверяла, и держалась она холодно. Я желала лишь вернуться в услужение к своей госпоже. А это значило, что мне нужно вернуться в дом Эмвеллов, так что важность Настойки для отвращения неудачи никуда не делась. Из сотен заклинаний, которые я прочла в книге, только это, единственное, если приложить воображение, казалось, могло изгнать задержавшийся дух мистера Эмвелла.

Я была благодарна за то, что мне есть где преклонить голову, и сердце мое теперь билось с надеждой в ожидании по поводу настойки. Но если я собиралась испробовать заклинание, нужно было или рассказать Нелле о своих планах, надеясь, что она позволит мне воспользоваться своими флаконами, или придумать, как собрать все необходимое без ее ведома – как очень давно сделал Фредерик.

Но даже если я выбрала бы первое, момент был неподходящий; мы обе устали, у Неллы даже покраснели глаза. Сейчас нам обеим нужно было несколько часов поспать.

Скоро наступит утро, и тогда я найду способ попробовать себя в том, что называется чародейством. Я сунула книгу под голову вместо подушки. И, заснув, не могла не провалиться в сон о мальчике, который мне ее дал.

Если яды, которые я продавала, и смерти, которые они причиняли, в самом деле заставляли меня гнить изнутри, то я была уверена, что смерть лорда Кларенса ускорила распад. Возможно ли было, что последствия сказывались на мне сильнее, если жертва была знаменита?

То, что леди Кларенс вернула чертову банку, было не так важно, это устранило угрозу виселицы, но медленная гниль внутри меня никуда не делась. Густые кровянистые сгустки в глотке мучили меня весь прошедший день, и как бы мне ни хотелось винить в этом ночи в поле с жуками, я страшилась худшего: то, что терзало мои кости и череп, пробралось ко мне в легкие.

О, как я проклинала день, когда леди Кларенс бросила свое надушенное розой письмо в бочонок с ячменем! И как сводило с ума то, что ни одно из моих снадобий не могло помочь. Я не знала названия болезни, тем более средства от нее.

Я больше не могла сидеть в лавке ни минуты, превращаясь в камень, к тому же мне было нужно топленое сало. И хотя я не решилась отослать Элайзу сразу после ухода леди Кларенс, на следующее утро выбора у меня не было. Собираясь на рынок, я твердо сказала Элайзе, что ей пора идти.

Она спросила, сколько меня не будет.

– Не больше часа, – ответила я, и она стала упрашивать позволить ей поспать еще полчаса, жалуясь, что у нее от вчерашних волнений разболелась голова. Я и сама мучилась от головной боли, поэтому дала ей масло травы черноголовки, втереть в виски, и сказала, что она может еще пару минут дать отдых глазам. Мы попрощались, и она заверила меня, что уйдет к моему возвращению.

Я собрала остатки сил и направилась на Флит-стрит. Шла я, склонив голову, боясь, что кто-нибудь посмотрит мне в глаза и разгадает тайны, которые я храню внутри, что каждое убийство станет прозрачным, как хрустальный бокал, из которого лорд Кларенс выпил свою смерть. Но никто не обращал на меня внимания. На улице разносчица предлагала лимонные конфеты, а художник набрасывал веселые карикатуры. Солнце выглянуло из-за туч, его тепло обернулось вокруг моей усталой больной шеи, плыл уютный, беззаботный гул разговоров. Никто, казалось, мною не интересовался; никто меня даже не замечал. И потому я не могла не подумать, что день-то хорош, по крайней мере, лучше того, что был накануне.

Проходя мимо продавца газет, я столкнулась с маленьким мальчиком и его матерью. Она только что купила газету и теперь пыталась заново надеть на сына пальто, а он бегал вокруг нее кругами, превращая все в игру. Я шла, опустив голову, и толком не видела эту суматоху, а тем более не могла ее избежать, и шагнула прямо наперерез мальчику.

– Ох! – воскликнула я.

Моя сумка для покупок качнулась вперед и хорошенько стукнула мальчика по голове. Мать, стоявшая позади него, подняла газету и крепко шлепнула его по попе.

Под натиском двух женщин, одну из которых он впервые видел, мальчик сдался.

– Хорошо, мама, – сказал он, выставляя руки, как бесперый еще птенец, в ожидании пальто.

Мать с торжествующим видом вручила газеты ближайшему, кто стоял рядом, – это оказалась я.

Вчерашняя вечерняя газета, озаглавленная «Бюллетень за четверг», раскрылась у меня в руках. Она была тонкой, не то что пачки «Кроникл» или «Пост», и я глянула на нее без интереса, собираясь вернуть газету женщине, как только у нее освободятся руки. Но в газете была вставка, поспешно напечатанное объявление, и мне на глаза попалось несколько слов ближе к нижнему краю страницы.

Слова, похожие на черных чернильных зверей, гласили: «Констебль разыскивает убийцу лорда Кларенса».

Я замерла, перечитала эти слова и прикрыла рот, чтобы меня не стошнило на чистую газету. Должно быть, нервы сыграли со мной дурную шутку. Леди Кларенс вернула банку, все было хорошо – конечно же, никого не заподозрили в убийстве. Наверное, я ошиблась. Я заставила себя оторвать взгляд от страницы и посмотреть на что-то другое – фиолетовую шляпку с лентами на голове у дамы на другой стороне улицы или слепящее отражение солнца в двустворчатом окне модистки позади нее, – а потом снова взглянула на страницу.