Все четыре отморозка валялись на полу – кто-то без признаков жизни, кто-то стонал, кто-то сучил ногами. Игнату тоже сильно досталось. Он едва держался на ногах. Но чувствовал в себе силы держать ситуацию под контролем. Он не позволит беспредельщикам взять реванш...

С угрожающим гулом отворилась входная дверь, и в камеру ввалились вертухаи с дубинаторами. Игнат пытался защититься, но ментов было много, и били они сильно. Его сбили с ног и лупили до тех пор, пока он не потерял сознание...

Очнулся он, когда те же вертухаи вытаскивали его из камеры.

– В больничку его надо, – как будто откуда-то из космоса донесся до него чей-то голос. – А то двинет кони, потом отвечай...

– Да, времена, раньше бы подох, и ничего, а сейчас цацкаться приходится... Давай в больничку!..

Игнат понял, что опасность миновала, и обессиленно закрыл глаза. Булькнула мутная трясина небытия, втянула в себя сознание.

В следующий раз Игнат очнулся уже в больничной палате. Некогда белый, а ныне серый в разводах потолок, двести лет не крашенные стены, высокая, с жесткой сеткой койка. Запах карболки. Чьи-то приглушенные голоса. В палате он был не один.

– Игорь Данилович, глянь, зашевелился! – услышал он чей-то возглас.

– А ты думал, он коньки отбросит, – другой голос, грубый, с хрипотцой. – Не-а, Филек, я сразу понял, что пацан крепкий...

– Ага, ломом опоясанный...

К Игнату подошел какой-то бритый парень лет двадцати пяти. Шрам на всю щеку, оттопыренная губа, из-под которой выглядывает золотая фикса. На плечах наколки.

– Ты кто? – участливо спросил он.

– Бурлак.

– А я Филек. Я тебя не знаю...

– Молодой потому что, вот и не знаешь, – назидательно сказал Игорь Данилович.

Кто он такой, Игнат не знал. Зато слышал, как обращается к нему Филек – по имени-отчеству, уважительно, хотя и на «ты».

– Кожуха знаешь, Бурлак? – со своего места спросил Игорь Данилович.

– Знаю, – отозвался Игнат.

Кожух был законным вором и его покровителем. Сейчас Игнат в его услугах не особо нуждался, но было время, когда без Кожуха никуда. Да и не мог сейчас помочь ему Кожух. Где-то в Мордовии срок мотает, бродяга. Игнат не забывал его, гнал грев ему на зону.

– Говорили мы про тебя... – сказал Игорь Данилович. – А я Кульбит, ты должен знать обо мне...

– Знаю. В законе ты...

Игнат нашел в себе силы приподняться на локте, обратить свой взгляд на вора.

– Рад тебя видеть!

– Я тоже, – правой половиной верхней губы улыбнулся Кульбит.

Он уже в возрасте. Далеко за сорок. Среднего роста, худощавый, поджарый. Узкое лицо, нос с горбинкой, мудрые глаза на жесткой подкладке, морщинистый лоб, седина в волосах. В модном спортивном костюме он лежал на шконке поверх одеяла.

Игнат знал этого вора заочно – слышал, но не видел. Кульбит не проявлял особой активности, смотрел за подмосковным районом, жил без напрягов и хлопот. Но все же многие склонны были считать его влиятельным вором. Не важно, за какие грехи он оказался в изоляторе. Но, судя по всему, живется ему здесь неплохо. Он должен быть сейчас в Индии – так называлась камера, где парились воры и крутые авторитеты, но он прохлаждался в больничке. Палата хоть и не важнецкая – в смысле ремонта, – но комфорт наблюдается. Небольшой телевизор на тумбочке, холодильник. И простору много – квадратов двадцать, и всего четыре шконки, одна из которых свободна. Похоже, Кульбит поставил эту палату чисто под себя. И надо думать, Игнат оказался здесь не случайно.

– Ты еле живой был, когда сюда заехал, – сказал Кульбит.

– Не заехал, а завезли, – роняя голову на подушку, усмехнулся Игнат.

– Как сейчас себя чувствуешь?

– Спасибо, хреново. Но, думаю, оклемаюсь...

– Говорят, ты из «абвера» сюда попал.

– И не только это говорят... Ты бы, Игорь Данилыч, не пустил меня сюда, если б меня обидели...

– Не пустил бы... Там среди лохмачей дружок мой бывший, – как от зубной боли сморщился Кульбит. – Кефаль у него кликуха... Протухла кефаль, давно протухла. Сначала ссучился, падла, потом братва его опустила. Теперь вот он сам братву опускает... Ты, в натуре, ломом опоясанный, если этих муфлонов порвал. Ты это, стойку на ушах сделай да маякни своему адвокату, пусть он шум поднимет, типа, мусора беспредел учиняют, то да се. Тогда лохмачей влет разгонят, ну, чтобы следы замести. По разным хатам их раскидают, а там уж мы свое дело сделаем. Давить гадов надо...

Игната не душила жажда мести. Он же выстоял, сохранил и, пожалуй, даже прибавил в авторитете. И это для него самое главное. А лохмачей пусть воры изводят, они для того на тюрьму и поставлены, чтобы за порядком смотреть. А Игнат в данном случае просто честный арестант и придерживается жесткого, несгибаемого принципа – каждый за себя. Хотя, конечно, шум он по поводу ментовских безобразий поднимет через Крабова. Стучать на ментов – дело почетное. Но самый лучший вариант – отстреливать их, начиная с Нахальцева...

На воле Игнат чувствовал себя цивилизованным человеком, старался играть по правилам общества. Агрессия била из него фонтаном только на стрелках и терках, где приходилось сталкиваться с представителями грубого криминального мира. Сейчас он в тюрьме, цивилизация осталась там, за решеткой, а здесь – джунгли. Он знает этот дикий мир, он знает его законы и, чтобы выжить, должен жить по ним. И он уже с головой в этом мире и других законов не признает. Если раньше он просто ненавидел мента Нахальцева, то сейчас готов был убить его. И, попадись он сейчас ему на глаза, он бы зубами вцепился ему в глотку и порвал на части. Он снова в тюремных джунглях, он снова кровожадный зверь...

– Кожух мне говорил про тебя, Бурлак, – выдержав паузу, сказал Кульбит. – Еще до того, как на кичу загремел. Говорит, хорошо ты поднялся. Да я и сам слыхал. Широко развернулся – казино, клубы, автосалоны...

– Лично у меня ничего нет, – Игнату не нравился этот разговор.

– Да я не о том, что есть у тебя, чего нет. Просто слух пошел, что мусора на тебя круто наехали...

– Есть такое.

– Да, совсем оборзели легаши...

Игнат облегченно вздохнул. Он-то думал, что Кульбит начнет морочить ему голову его же бизнесом – неизвестно, с каким прицелом на будущее. Но вор пустился в пространные рассуждения о том, какими менты были раньше, какими стали сейчас.

Кульбит был вором, с младых лет по лагерям и пересылкам. И все же он продукт совковой системы. Как и простому мужичью, ему не давали покоя воспоминания о прошлом. Вот раньше было хорошо, сейчас плохо... Раньше мусора были строгими, но в принципе честными. Сейчас же менты злые и подлые, ничего, кроме пакостей, ждать от них не приходится... Может, он и прав, но негоже вору вдаваться в такие прострации. Стареет Кульбит, мысленно отметил про себя Игнат.