сцены моментально исчезло, и я с любопытством наблюдала за импозантной старушенцией, которая волею коварного стечения обстоятельств оказалась моей свекровью. Меня посетило неимоверное любопытство исследователя и прагматичность философа. Что же мне ещё нужно? Я отправилась странствовать по свету, чтобы увидеть мир не глазами клуба путешественников, а своими собственными, познать нравы людей, живущих в других странах, окунуться в чуждую мне окружающую среду, и я в неё окунулась! Я имела возможность искренне сочувствовать женщине-матери, наказанной безжалостным роком неудачными детьми. Было ясно одно: Мирек не подготовил мать к предстоящей встрече с русской невесткой. Видимо, зная, как она непредсказуема в своих эмоциях, он предпочёл действовать напрямую и сделать ей сюрприз. Бурная реакция неизменно перейдёт в стадию покоя и примирения со свершившимся. И это произошло, после того, как он достал из кармана пачку моих долларов, отсчитал несколько сотенных и положил перед матерью.

Очередная порция истошного вопля застыла на мертвенно бледных старушечьих губах, мутные глаза замаслились, корявые руки быстро сгребли деньги и поспешно отправили их в то место на своём теле, которое, независимо от объёма и пышности форм, все женщины планеты считают святым и недосягаемым для других. Старуха быстро сменила гнев на милость. Её лицо прояснилось. Челюсти вновь обрели жующую функцию.

– Хорошо, что хоть красивая, – прошамкала она тихо, раз-глядывая меня.

Больше она не произнесла ни слова, а посидев ещё минут пять, стремительно встала и вышла, оставив нас одних.

– Самое страшное осталось позади, – облегчённо выдох-нул Мирек.

Но я чувствовала, что самое страшное только начинается, и была в несколько угнетённом состоянии, хотя меня взбадривала экзотичность пережитого момента. Я вздохнула и погрузилась в мысли о необъяснимо огромной силе американского доллара.

Затем произошла встреча и знакомство со старшей сестрой мужа Кристиной, которая отнеслась к моему появлению более сдержанно, если не сказать – холодно. За её подол цеплялось четырёхлетнее существо с испуганными огромными глазами – Аськина дочь Иза, плод грешной любви.

В первую ночь в чужом доме и на следующий день не произошло ничего существенного. Казалось, что обитатели его забились по углам. Они появлялись только на кухне, чтобы что-нибудь наспех проглотить. Никто из домочадцев не утруждал себя никакой работой. Время прожигалось в праздности и безделии, а скромная пенсия Бабки, как её называли здесь все без исключения, считалась собственностью каждого. Хотя с Бабкой никто не обращался с должным почтением, как с особой старшей и своей кормилицей, а наоборот, все без исключения дерзили ей. Мой муженёк тоже не отягощал себя занятостью трудом. Болезненно пережив банкротство в торговом бизнесе, он пренебрегал любой низкооплачиваемой работой, а других просто не существовало. Баснословные прибыли во времена становления и начала польской независимости вскружили ему голову и возвеличили в собственных глазах настолько, что он уже не мог снизойти до чего-то другого, а предпочитал жить в нищете, нежели почти даром работать на пана.

Крыська, его сестра, занималась воспитанием внучки, так как сама мать, её дочь Аська, совершенно лишенная материнского инстинкта, слыла страстной любительницей разгульного образа жизни. Иза была первым плодом незаконной Аськиной любви. Второго ребёнка, мальчика, она оставила в родильном доме, отказавшись от родительских прав.

Было трудно поверить, но из рассказов следовало, что она пыталась задушить младенца-Изу подушкой, а однажды, выскользнув из дому с малюткой, намеревалась бросить её под поезд, но Крыська вовремя спохватилась и успела настигнуть безумную дочь и буквально в последнюю минуту схватить орущий сверток с рельсов перед ревущим и мчащимся с огромной скоростью поездом.

Словом, Аська испытывала только негативные чувства к собственному ребёнку. Война между дочерью и матерью продолжалась, но теперь Аська избрала несколько другую тактику, чтобы досаждать Крыське. Просто не обращала ни малейшего внимания на продукт своей скоротечной любви, но при каждом удобном случае старалась выражать огромную ненависть к невинному дитяте, слишком подчёркнуто упиваясь любовью к немецкой овчарке Рольфу, улаживала очередные любовные дела и беспробудно пила.

Первые дни я старалась избегать обитателей дома. Крыська с малышкой Изой чаще бродила по лесу, собирая шишки и валежник, которые являлись бесплатным материалом для растопки огромной печи – единственного источника огня для приготовления пищи даже в летнее время. Электрический свет экономился, и за этим скрупулёзно следила Бабка, позволяя включать иногда только электрический чайник русского производства, который торжественно выносился ею из своей комнаты в экстренных случаях.

Сама же Бабка регулярно исчезала куда-то незамеченной по два раза в день, предусмотрительно запирая ключом массивную, исковырянную острым предметом дверь, которая служила ей крепостной стеной при долговременных осадах противником в образе собственной внучки Аськи. Никто толком не знал, что скрывала изглоданная дверь, да это никого и не интересовало. Возвращалась она всегда с продуктами и, как правило, с огромной сеткой яблок, которые чистила немытыми от кожуры и с жадностью уничтожала, затем закрывалась в своей комнате, и оттуда доносился истошный храп. Если её что-то удерживало на этом свете, так это только любовь к яблокам, которые она поглощала в жутких количествах.

Казалось, обитатели странного дома не питали друг к другу родственной привязанности. Однажды я была потрясена, став свидетелем отвратительной сцены. Аська поносила собственную старую бабушку на чём свет стоит. Бабка воинственно защищалась, что-то визжа, и, захлебнувшись бессильной злобой, замахнулась на Аську клюкой, за что была отброшена разъярённой внучкой к двери собственной комнаты. Старушка поспешно ретировалась на свою территорию, проявив необыкновенную проворность и беспомощно взвизгнув раза два напоследок, надолго исчезла за дверьми.

– Чтобы я тебя здесь больше не видела, старая ведьма! –заорала Аська, треснув исступлённо кулаком о дверной переплёт.

Аська явно не была воспитана оказывать почтение старым людям. Да, здесь царили совсем другие нравы!

Я, естественно, сразу же бросила все свои силы на создание уюта в узенькой комнатушке. Днём мы с Миреком чаще пропадали в магазинах, обедали в молочных барах или кафе, возвращались навьюченные всевозможными покупками, при виде которых жильцы дома не без основания смекнули, что купленные товары стоят немалых денег. Они молча, но с любопытством наблюдали за происходящим. Но всё-таки трудно было избежать общения с ними, живя под одной крышей.

Как-то поздним вечером Мирек возился с настройкой купленного нами нового цветного телевизора. За всё, естественно, платила я. О деньгах, полученных от меня, он даже не вспоминал. В дверь постучали. В узкой щели приоткрытой двери, в тёмном коридоре, угадывалась фигура Аськи.

– Мне нужно поговорить с тобой наедине! – заявила онатребовательно. Подобным тоном она разговаривала всегда и со всеми домочадцами. Пренебрежительно-повелительный тон являлся нормальным способом общения.

Он