– Так вот! Мне ничего не надо было готовить, это они готовили, кормили меня, очень извинялись, что что-то не так. Я, правда, для них пел. И это было прекрасно. Теперь я уже в гости хожу без ножей. Поэтому мне нравится. Я чувствую себя очень высоким человеком.

– Уважаемым.

– Си! Е веро! Это так.

Они помолчали. Марко пора было уже уходить.

– Ты мало рассказала про свою семью.

На взгляд Юли, она вообще ни слова не рассказала.

– Да, пойдем. Тебе пора. У меня обычная семья. Сестра на пять лет младше. Кстати, любит покушать, поэтому весит сто двадцать килограммов.

– О!

– Родители купили дом, живут сейчас недалеко от Москвы. Еще есть Леля. Она мне вроде бабушки.

– Как это вроде?

– Никто толком мне не рассказывает. Какая-то страшная семейная тайна. Я ей, кстати, рассказывала, что ты должен был прийти на нашу вечеринку. Она очень заинтересовалась и приглашала тебя в гости. Тебе интересно сходить в гости к пожилой, красивой и загадочной даме?

– Это очень интересно. Я люблю пожилых дам и загадки!

– И она знает про Ивана Третьего и его римскую жену Софью!

– О! Тем более! Передай, пожалуйста, Леле мое искреннее восхищение!

На том они и расстались. На прощание Марко поцеловал ее в щеку. Юля не нашлась сказать что-нибудь умнее, чем:

– Не могу понять, какие у тебя духи.

– Никаких. Повара не могут пользоваться духами. Это самый простой японский лосьон после бритья.

И он, помахав рукой, спустился в метро.

Ну да, ну да. Самый простой японский. И он еще удивляется, почему все перед ним кланяются.

«Какая она все же симпатичная». Дальше Марко для себя определить не мог. Ни поставить цели, ни определить задачи. Зачем ему все это? За три года московского существования он назначил свидание впервые. И не потому, что уехала Сильвана. Он бы и при Сильване назначил. И было ему кого пригласить до этого. Он замечал, как томно смотрят на него посетительницы ресторана. И те, которые приходили компанией девушек, и те, кто со своими содержателями, они угадывались с полоборота. Сидели, смотрели скучающе по сторонам. Но что взгляд скучающий – это так их «папик» думал, а на самом деле то был взгляд хищниц. И Марко – первый, кто попадал под этот призывный взгляд. Ему казалось, что прямо во взгляде написан номер телефона.

Марко было не до них, да и неинтересно. И не то чтобы неприятностей не хотелось, хотя и это, конечно же. Никак не откликалось в его душе. И потом, за последнее время он привык к умной и холодной Сильване. Холодная голова, такое же сердце и очень жаркое тело. К чему эксперименты?

Юля под эксперимент никак не подходила. От нее веяло теплом и домом. Как странно. Как странно.

Вечером, рыдая, позвонила мать:

– Как ты могла допустить? Как ты только могла?

– Мама, о чем ты?

– Мне позвонила Люба. Она раздавлена. И она сказала, что ты была в курсе с самого начала.

О господи. И опять виновата Юля. Нет, ну сколько можно? Что за семья такая? Она попыталась говорить спокойно:

– Ты про квартиру? Или про этого безмозглого Кирилла? Да, естественно. Люба мне звонила, жаловалась, не знала, как поступить.

– И ты ей посоветовала продать квартиру?

– Я ей посоветовала выгнать этого идиота взашей. Выгнать, поменять ключи и больше никогда о нем не вспоминать. Вот что я ей посоветовала.

– Но он монстр, он мог ее убить.

– Мам, что ты от меня хочешь?

– Понимаешь, она слабая. Она не может быть одна. И ты просто должна была быть рядом.

– А я и так рядом, но я ничего не могла сделать. И скажи мне, пожалуйста. – Юлю трясло от негодования. – Почему я? У Любы, между прочим, есть родители.

– О чем ты? Ты знаешь, сколько нам лет? Нас с отцом может не стать в любой момент. Что будет делать Люба?

– Люба не инвалид.

– Как ты можешь!

Юля отвела трубку подальше от уха, чтобы не слышать поток красноречия. Мать должна была родиться актрисой. И вообще, как ее угораздило стать врачом? Хотя врачом вроде бы она была хорошим. Юля больше не перебивала. И слушать подробности не было сил. Квартира все равно уже продана. Хоть ты тут что сделай. До ее ушей доносилось: «А что она будет продавать дальше? Она ведь к тебе жить придет!»

– Только этого еще не хватало. Нет уж, ко мне она жить не придет.

– А куда ты денешься? – Лариса как будто читала ее мысли.

А Юля опять углубилась в свои. А вот интересно, неужели у итальянцев тоже так? Из сегодняшних разговоров она поняла, что там у каждого свое пространство. Хотя что ей до итальянцев? Она живет здесь, и вот это и есть ее семья. Да, в каждом дому по кому.

– Иди к Леле. Проси, чтобы она прописала к себе Любу. Иди! Ее надо прятать.

– Мам, ты о чем? При чем тут Леля?

– Это она во всем виновата. Она! Я ее ненавижу.

Мать разрыдалась окончательно и бросила трубку.

Юля ошарашенно смотрела на телефонный аппарат, слушая короткие гудки. Господи, ну почему кругом одни тайны? Тайны и обязательства. Есть же люди, которые просто живут. Живут счастливой семьей. Где друг друга любят родители, где не нужно постоянно отвечать за поступки легкомысленной младшей сестры. Может, нужно уехать в Италию? Хотя кто ее туда звал?

Московская правда

= 39 =

– Лара, ну зачем ты так?

– Ты всегда и для всех хочешь быть хорошим. Так легче всего. – Лариса рыдала навзрыд.

Муж вздохнул:

– Наверное, ты права, но согласись, Юля точно не виновата. Мы где-то упустили Любу.

Он не решился сказать, что Лариса сумела его отстранить от семьи, от воспитания дочерей. По молодости он боролся, потом понял, что всегда на вторых ролях, а уж если начистоту, то на последних. Устраивать Андрея это никак не могло, но он терпел ради дочерей, ради Юли, в первую очередь. Сам детдомовец, он понимал, что очень важно расти в полной семье. Вот отец, вот мать, а если родителей ничего не связывает, так откуда об этом известно детям? Они жили мирно. Ни ссор, ни скандалов. Нормальная семья. А в последнее время, как ему показалось, даже забрезжило что-то вроде хрупкого взаимопонимания.

Лариса так безутешно рыдала, что, видимо, не услышала про Юлю. Она вообще-то редко плакала, умела держать себя в руках. Жила