– У тебя не найдется трубочки и немного табака, чтобы…

– Я все слышу! – громыхнул дракон. Старик съежился.

– Гэндальф любил выкурить трубочку!

– А почему, по-твоему, он звался Гэндальф Серый? Уж не из-за цвета своих одежд, – зловеще прибавил дракон.

Алеата вышла из комнаты.

Эпло поднялся и последовал за ней, на ходу сделав знак псу, который почти не отводил взгляда от хозяина. Пес послушно встал, подошел к Зифнебу и уселся у ног волшебника. Эпло нашел Алеату в столовой, где она собирала с полу ос колки.

– Осторожно, у них острые края. Ты порежешься. Я соберу.

– Обычно убирают слуги, – сказала Алеата с печальной улыбкой. – Но у нас не осталось слуг. Только повариха, но мне кажется, что она осталась потому, что не знает, что ей делать без нас. Она живет с нами с тех пор, как мама умерла.

Эпло разглядывал разбитую статуэтку, которую держал в руке. Это была фигурка женщины, что-то вроде иконы, потому что она держала руки над головой, раскрыв ладони в ритуальном жесте благословения. При падении голова откололась от тела. Приложив отколотую часть, Эпло увидел, что у изображенной женщины длинные белые волосы с коричневыми концами.

– Это богиня эльфов, Матерь Пейтин. Может, тебе это уже известно, – сказала Алеата, усаживаясь на пятки. Ее платье окружало ее, как розовое облако, лиловые глаза, зачаровывая, смотрели на Эпло.

Он скромно улыбнулся в ответ.

– Нет, неизвестно. Я ничего не знаю о вашем народе.

– Неужели там, откуда ты пришел, нет эльфов? Ты здесь уже несколько циклов, и я не припомню, чтобы ты говорил о том, откуда ты взялся.

Теперь было самое время поговорить. Пора было рассказать ей историю, которую Эпло придумал за время путешествия. Позади, в гостиной, слышался неумолкающий голос старика.

Алеата, скорчив премилую гримаску, поднялась и закрыла дверь между комнатами.

Эпло тем не менее продолжал слышать волшебника вполне отчетливо – ушами пса. – …жаропрочные плитки предохраняют его. Возвращение в плотные слои атмосферы – большая проблема. Этот корабль, который опустился сюда, сделан из более подходящего материала и покрыт на плитками, а драконьими чешуями, – сказал он пронзительным шепотом. – Но я не стану об этом распространяться. Может дойти.., ты знаешь до кого.

– Ты хочешь склеить это? – Эпло поднял разбитую статуэтку.

– Так ты намерен хранить свою тайну, – сказала Алеата. Протянув руку, она забрала у Эпло обломки, легонько коснувшись его руки. – Знаешь, это не имеет значения. Папа поверит тебе, если ты скажешь ему, что упал с неба. Калли не поверит тебе, если ты скажешь, что пришел через дверь. С какой бы историей ты ни пришел, попытайся сделать ее позанимательней.

Она приложила обломки друг к другу и подняла их к свету.

– Откуда им знать, как она выглядит? Вот, например, ее волосы. Ни у кого нет таких волос – белых на макушке и коричневых на концах. – Лиловые глаза не отрываясь смотрели на Эпло. – Нет, я ошиблась. Это почти как твои волосы, только наоборот. У тебя они коричневые с белыми концами. Странно, правда?

– Только не там, откуда я пришел. Там у всех такие волосы, как у меня.

Это, по крайней мере, было правдой. Патрины рождались с каштановыми волосами.

Когда они становились взрослыми, волосы на концах начинали белеть. Эпло не сказал, что у сартанов все было наоборот. Они рождались с белыми волосами, концы которых со временем темнели. Он посмотрел на статуэтку богини, которую эльфийка держала в руке.

Это было доказательством того, что сартаны побывали в этом мире. Где они теперь?

Его мысли обратились к старику. Зифнебу не одурачить Эпло. У патринов превосходный слух. Старик сказал об «эльфах Трибуса» – эльфах, которые жили на Арианусе, эльфах, которые жили в другом мире, отделенном от этого.

– ..твердотопливная ракета-носитель. Взорвалась на стартовой площадке. Ужасно.

Ужасно. Но они не поверили мне, понимаешь ли. Я говорил им, что магия куда безопасней.

А все из-за того, что они не захотели иметь дело с пометом летучих мышей. Знаешь, его нужно несколько тонн, чтобы достичь подъемной силы…

Не то чтобы в речах старика было много смысла. Однако в его безумии была своя система. Сартан Альфред тоже казался всего лишь неуклюжим слугой.

Алеата сложила осколки статуэтки в ящик стола. Останки разбитой чашки и блюдца отправились в мусорную корзину.

– Хочешь выпить? Есть прекрасное бренди.

– Нет, спасибо, – отказался Эпло.

– Я подумала, что после небольшой сцены, которую закатила Калли, тебе это может понадобиться. Может, нам присоединиться к остальным?

– Я предпочел бы поговорить с тобой наедине, если позволишь.

– Ты подразумеваешь, можно ли нам остаться вдвоем без свидетелей? Конечно. – Алеата рассмеялась. – Моя семья знает меня. Ты не испортишь мне репутацию в их глазах.

Я пригласила бы тебя посидеть на веранде, но там по-прежнему толпа, глазеет на твое «порождение зла». Мы можем пройти в гостиную. Там сейчас прохладно.

Алеата пошла впереди, двигаясь с очаровательной грацией. Эпло был защищен от женских чар – не магией, поскольку даже самые могущественные руны, пусть даже начертанные на теле, не могут защитить от коварной отравы любви. Его защитой был опыт.

В Лабиринте любить опасно. Но патрин мог восхищаться женской красотой, как он любовался калейдоскопическими небесами Нексуса.

– Проходи, пожалуйста, – пригласила его Алеата.

Эпло вошел в гостиную. Алеата вошла следом, закрыла дверь и прислонилась к ней, изучая его.

Расположенная в центре дома, а потому лишенная окон, гостиная была изолированной и располагала к интимности. Веер на потолке крутился с тихим посвистом, и это был единственный слышный здесь звук. Эпло повернулся к хозяйке, которая игриво улыбнулась ему.

– Если бы ты был эльфом, тебе было бы опасно оставаться со мной наедине.

– Прости, но ты не кажешься мне опасной.

– Да, но я опасна. Я скучаю. Я обручена. Это почти синонимы. Ты чрезвычайно хорошо сложен для человека. Большинство людей, которых я видела, слишком большие и неуклюжие. Ты стройный. – Алеата бережно положила руку ему на плечо. – У тебя мышцы твердые, как дерево. Тебе не больно, когда я прикасаюсь к тебе?

– Нет, – сказал Эпло со своей обычной спокойной улыбкой. – А что, должно быть больно?

– А как же твоя кожная болезнь? Патрин вспомнил о своем вранье.

– А, это. Нет, она затрагивает только кисти рук. Алеата слегка неприязненно покосилась на повязки.

– Какая жалость. Я смертельно скучаю. – Она снова прислонилась к двери, вяло разглядывая его. – Человек с перевязанными руками. То, что предсказывал старый маразматик. Я думаю, а не окажется ли правдой и все остальное?