— Что ж, иди, — разрешает он.

И все-таки учитель поговорил с его отцом. Однажды, вернувшись домой, Яльмар застал Исака в страшном раздражении. Кертту пекла на кухне блины, а отец метал молнии.

— Ты знаешь, что здесь был учитель? — набросился он на Яльмара. — Ни один из моих сыновей не станет книжным червяком с очками на носу, так я ему сказал. Математика, да? Что ты о себе вообразил? Разумеется, ты слишком утончен, чтобы заниматься грузоперевозками. Это не с руки такому благородному господину. Но это грузоперевозки кормят тебя всю твою жизнь!

Он остановился перевести дух — злоба, словно прижатая ко рту подушка, душила его.

— Если ты не намерен брать на себя ответственность за свою семью — скатертью дорога! — кричал отец. — Учи свою математику, только кормись где-нибудь в другом месте.

Яльмар хотел возразить, что он не намерен заниматься наукой, что все это блажь учителя Фернстрёма, но не мог выдавить из себя ни слова. Страх перед Исаком парализовал ему язык. Но не только это.

Ведь он все понимал. Он знал про способности к математике. Ректор не преувеличивал. Фернстрём сказал об этом Бергваллю и сам не поленился съездить в Пиили-ярви, чтобы побеседовать с отцом.

— Так что ты об этом думаешь? — вконец разозлился Исак.

Яльмар молчал.

И тогда отец отвесил ему оплеуху, потом еще одну, так, что в голове зазвенело. И тут Яльмар понял, что он мог бы стать «книжным червяком с очками на носу», но другим членам семьи такая карьера не по зубам, и именно поэтому бесится сейчас Исак, так, что пена выступает на губах.

Потом Яльмар сидел на берегу озера, пряча лицо от солнца, чтобы не так горели щеки.

Он увидел двух резвившихся ворон. Одна из них выполняла в воздухе фигуры высшего пилотажа с палочкой в клюве, а вторая преследовала ее, пытаясь отнять игрушку. Первая то чертила мертвые петли, то кружилась по спирали, то вдруг устремлялась вниз и взмывала снова. Потом она повернула в сторону дерева, да так неожиданно, что, казалось, непременно должна была врезаться в ствол или ветку. Но через буквально секунду вынырнула из кроны с другой стороны, словно брошенный нож. Потом она пролетела над водой, каркнула — и, конечно, уронила палочку. Птицы еще некоторое время покружили над озером, пока им не наскучила их игра, а потом скрылись над вершинами сосен.

Я присела на мостик рядом с Яльмаром. Ему тогда было тринадцать, его щеки горели, и слезы струились по щекам, как он ни старался их сдержать. Но потом он разозлился, да так, что весь задрожал. Он ненавидел Исака за то, что тот кричал на него. Он ненавидел Кертту за то, что та все время отворачивалась от него. Он ненавидел Фернстрёма за то, что тот говорил с его отцом. Разве Яльмар просил его об этом? Он и не думал учиться дальше. Сейчас у него отняли то, что и так ему не принадлежало, так почему же он плачет?

Гнев ожег его, словно каленое железо. Яльмар поднялся, да так резко, что чуть не упал. Он разыскал Туре, который как раз менял мундштук на карбюраторе своего «Цюндаппа»[38].

— Присоединяйся, — только и сказал брат.

Господин Фернстрём, как всегда, припарковал свой «Фольксваген» на улице, в сотне метров от школы.

У Яльмара в руке лом. Он начинает с задних и передних фар, и вскоре битое стекло сверкает на асфальте, словно груда драгоценных камней.

Но этого ему мало, не вся еще злоба вышла наружу. И Яльмар бьет окна. Заднее, переднее, боковые… Удар — и вдребезги. Туре отступает на несколько шагов. Мимо проходит группа мальчишек.

— Будете болтать, в следующий раз так же затрещат ваши головы, — предупреждает их Туре.

И мальчики исчезают, словно испуганные мыши.

Туре, опираясь одной ногой на пустое окно, запрыгивает на крышу автомобиля и принимается там скакать, отчего железо прогибается. Затем то же проделывает с капотом.

Через три минуты все кончено, и самое время пуститься наутек.

— Скорее! — кричит Яльмару брат, запрыгивая на мопед и отъезжая на несколько метров.

Яльмар устал и вспотел, зато успокоился. Он никогда больше не будет плакать.

Напоследок он открывает дверь и заглядывает в портфель, который лежит на переднем пассажирском сиденье. Туре зовет брата — он боится, не увидел бы их кто из взрослых.

Бумажника в портфеле не оказалось. Зато Яльмар нашел там три книги по математике: «Большой математический словарь», «Практическую арифметику» и учебник по геометрии — да еще брошюру «Критические точки в физике», из серии «Лекции Оксфордского университета» на английском языке.

Яльмар запихнул их себе за пазуху. «Словарь» оказался для этого слишком велик, придется нести его под мышкой.

А мне пора. Я оставляю Яльмара и Туре и взмываю вверх в струях термического потока. К небу, к небу…

Мне надо навестить Ребекку Мартинссон, которая только что вернулась в свой кабинет после очередного слушания.

Речь шла о незаконном вождении автомобиля, создании беспорядка на дороге, нанесении телесных повреждений и злоупотреблении доверием истца.

Бумаги следует привести в порядок, решение суда отправить исполнителям. Ребекка понимает, что это дело займет у нее не более получаса. Но она не может, не хочет сейчас работать.

Метель стихла неожиданно, как это бывает в горах. Именно тогда, когда острее всего чувствовалось, что она никогда не прекратится, когда резкие порывы ветра бросали липкие снежные хлопья в лица прохожим. Все словно остановилось, тучи внезапно исчезли, и над головой открылось ясное голубое небо.

Ребекка смотрит на мобильник. Она еще надеется, что Монс позвонит ей или пришлет эсэмэс. За окном все сверкает на солнце: фасады, крыши домов и сугробы только что нападавшего снега.

У окна на дереве сидят две вороны. Они кричат и зовут Ребекку на улицу, хотя она об этом и не подозревает.

Ведь люди не пытаются понять пернатых. Птицы способны внушать нам сильные чувства, но мы не задумываемся почему.

Почему два десятка чирикающих на березе синичек могут пробудить в сердце такое счастье? Собакам это не под силу. Вот Ребекка поднимает глаза к небу, следит за стаей перелетных птиц, и душу ее переполняет волнение. Нечто похожее бывает, когда видишь сотни ворон, собравшихся в одном месте летним вечером и оглашающих окрестности громкими криками. Или слышишь горестный вздох совы или гагары. Или когда ласточки стучат по крыше, занятые своими птенцами.

Мы и не задумываемся о том, почему наш интерес к пернатым растет по мере того, как мы стареем. Чем ближе смерть, тем чаще люди засматриваются на птиц.

Но ведь никто не знает, когда ему суждено умереть.

Вороны кричат все громче, и Ребекка понимает наконец, что пора выйти на улицу и насладиться хорошей погодой. Вдруг ей приходит в голову, что она давно не навещала бабушкину могилу. Сейчас она направляется именно туда.