На секунду стало немного темнее. Мрак поднял голову. Чуть трепеща широко распахнутыми крыльями, прямо к нему во двор медленно опускался дракон. Вот коснулись земли задние лапы, передние, поднялись кверху и сложились полотнища крыльев. Хвост прижался к брюху.

— По делу, или так? — спросил Мрак.

— Здравствуй, па…

Что–то горячо бухнуло в груди и оборвалось.

— Па, ты меня не узнаешь?

— Ты выросла, Лобастик. У тебя все хорошо?

— Да, папа. Ты на меня сердишься?

— За что?

— Я ни разу тебя не навестила. Но папа, я не могла. Я сначала должна была пройти весь путь до конца, чтобы не засветиться.

— Глупенькая. Это я виноват перед тобой. Как твои нас… Ой, отпусти, раздавишь! Я же не дракон. Всего обмусолила. Поставь на землю!

— Прости, па, я так скучала по тебе! Я знаю о тебе все, что есть в компьютере, я в первый же год вскрыла защиту и каждый вечер смотрела, что у тебя нового. Но ведь это не то, правда? Мать с отцом сначала сердились, потом привыкли.

— Ты с ними ладишь?

— Сейчас — да. Точнее, сейчас — снова нет, но это неважно. Это временно. Вообще, мы ладим. С тех пор, как они поняли, что я просто не такая, как они. А первые три месяца было очень тяжело. Ты знаешь, я придумала игру, которая помогла нам понять друг друга — придумываю ситуацию и спрашиваю, что бы они сделали. Потом рассказываю, как поступила бы я, и почему нельзя делать так, как хотели сделать они. Потом придумывают ситуацию они. Мы часами спорили. Отец был совсем наивняк, но быстро освоился. Не то, чтобы поверил, но принял правила игры. Мать на Зоне была, жизнь немного видела, но чуть что — «Кто же так делает? Что о тебе другие подумают?» Да, угадай, как меня сейчас зовут!

— Мать хотела назвать тебя Талиной.

— Меня зовут Лобасти! Такое редкое, звучное имя!

— Где же такие имена дают? — усмехнулся Мрак.

— В Бункерзонии. Страна такая. А это мама Катрин? Па, ты это сам вырезал? Можно я возьму?

— Можно. Там за поленницу загляни, может лучше найдешь.

С грохотом рухнула на землю поленница.

— Лобасти, я должен тебе сказать… Чтоб у тебя не было никаких иллюзий на мой счет. Я не тебя растил. Я тело дракона для себя выращивал. Хотел в твоем теле с Зоны сбежать.

— Я знаю, па. Я все помню. Ух ты! Их тут сотни! Па, ты всех их сам вырезал? Ну разве можно ценные вещи так хранить? Вот смотри, у этой лицо откололось. А здесь — ухо.

— Постой, ты слышала, что я сказал?

— Да, па. Только важно не то, что ты думал, а то, что ты сделал. У меня из–за регенерации память не так устроена, как у всех. Я помню все со дня рождения. И как больно было, и как ты мне операцию делал. И как летать учил. И как меда на всю жизнь наелась. Теперь смотреть на него не могу. Помнишь первую фразу, которую ты мне сказал? «Какой же ты голодный, малыш, если ешь эту гадость». Слов я тогда не понимала, но запомнила.

Мрак улыбнулся.

— Это не первая. Первая — «Сдохнешь — убью». Ты тогда в отключке лежала.

— Па, я долго колебалась, то ли я делаю, а теперь я убедилась, что все сделала правильно. Ты в чудеса веришь? Сейчас будет чудо! — дракона сунула два пальца в рот и оглушительно свистнула.

— А пальцы зачем в рот суешь? Драконы же горлом свистят, а не ртом.

— Ну и что? Ты совал, и я сую. Так колоритней.

Из–за дома вылетела вторая дракона и, хлопая крыльями, неуклюже приземлилась рядом с Лобастиком.

— Вот смотри. Узнаешь? — Лобастик протянула ей две лучше других сохранившиеся статуэтки. — Смотри, сколько их тут. Па ими печку топит.

Мрак бросил неприязненный взгляд на незнакомку. Захотелось вырвать у нее статуэтки. И тут он заметил браслеты на левой лапе. Много. Семь. Эта дракона совсем недавно была человеком. Женщиной. И она плакала.

Зачем Лобастик ее сюда привела? Может, это подруга Катрин? — Мрак присмотрелся внимательно. Что–то знакомое в наклоне головы. Бред. Невозможно узнать малознакомого человека в драконе. А все же…

— Па, мама Катрин умерла в госпитале. Но, пока везли, успели снять матрицу памяти. Когда мне удалось вскрыть защиту информационного сервера Зоны, я первым делом переписала в свой компьютер мамину матрицу. А одиннадцать лет назад, когда у меня родилась девочка, я поместила ее в инкубатор. Месяц назад я обманула одного дракона из тех, что дежурили в инкубаторе, подсыпала снотворное второму и переписала мамину память своей дочке.

— Катрин…

— Да, Мрак, это я. Страшила, правда?

— Ма, не перебивай. Так вот, па, у меня есть подруга. У нее родился мальчик. Он всего на два месяца моложе моей дочери. И она тоже поместила его в инкубатор. Через три дня запись. Ты готов?

— Ничего не выйдет, милая. Я здесь пожизненно. Твой трюк сработал один раз, но второй не сработает.

— Никакого трюка не надо, па. Мне это потом объяснили. Как ты думаешь, почему людям разрешают переписывать память только в две секции мозга дракона из восьми?

— Из–за шизофрении. Чтоб крыша не поехала.

— Нет. Драконы — я это по себе знаю — очень хитрый народ. Личность определяется всеми восемью секциями мозга. И со временем те шесть–семь секций, в которых нет человеческой памяти, берут верх. Понимаешь, исходная личность дракона все равно побеждает привнесенную человеческую.

— Значит, если я дам согласие, то забуду, кем я был?

— Ничего не забудешь. Но через десять лет ты будешь наполовину Стэн Фред, наполовину дракон. А еще лет через двадцать ты будешь драконом на семь восьмых, и только на одну восьмую — человеком. Это как с переездом в новый дом, когда всей старой мебели только на одну комнату хватает. А со временем новая мебель заводится. Соглашайся, па! Собирай вещи и полетели. Это же то, о чем ты мечтал!

— Подожди, Лобастик, дай опомниться. Слишком все неожиданно, — он обвел взглядом двор. — Привык я к этому. Скоро картошку копать. Пропадет же без меня…

— Ма, отойди, пожалуйста. На одну минутку.

— Да–да, конечно, — Катрин оторвала взгляд от земли, развернулась, подпрыгнула, забила крыльями, но не успела набрать высоту, снесла грудью забор. Сложила крылья и пошла пешком.

— Па, ты не хочешь?

— Я много думал, Лобастик. Наверно, мое место здесь.

— Ты отказываешься? Это же бессмертие! Ты мне все уши прожужжал. «Свобода и Бессмертие. Бессмертие и Свобода». А теперь отказываешься?

— Прости, Лобастик. Спасибо тебе. Я очень тронут. Но бессмертие — это слишком долго. Слишком…

— Прости? — глаза драконы гневно сверкнули. — Нет, я тебе сначала все расскажу, в какое дерьмо из–за твоих капризов влезла. Правильно ма говорила, не бессмертие тебе нужно было, а способ самоутвердиться. Доказать драконам, что ты не последняя лягушка в этом болоте. Одиннадцать лет назад у меня была подруга. Я на Элвисе ей жизнь спасла. Мы там практику проходили, ей вулканической бомбой шлем скафандра разбило. А потом, когда у нее мальчик родился, я заставила его в инкубаторий сдать. Не могла она мне отказать — жизнь за жизнь! Теперь у меня нет подруги. И мужа нет. Он бы не дал дочку в инкубатор положить. Поэтому прогнала я его, как беременность почувствовала. А ма Катрин знаешь что мне сказала? Если ты не согласишься, она повыше поднимется и крылья сложит. У нее в жизни кроме тебя ничего не осталось. Я в одну секунду лишусь и матери и дочери. Пока еще никто не знает, что она не давала согласия на перепись матрицы. Что она с Зоны — тоже не знают. А как узнают — крышка мне. И так по уши в дерьме, а тут еще бойкот объявят. И поделом! Дура безмозглая. Все. Теперь ты все знаешь. Только маме Катрин о нашем разговоре ни слова. Она не в курсе, думает, что все хорошо, только у нее проблемы. Даю тебе на размышления один день. Иначе ма совсем изведется. Вот рация. До завтра. Приведу дела в порядок.