Баскаковская машина была оформлена как раз на дубликат такого пэтээса, выданного «взамен утерянного» в Усолье Иркутской области, где автодуше было отказано в регистрации. До выяснения причины Баскакову разрешалось на машине ездить, продлевать каждый месяц транзиты и по всем вопросам обращаться в межрайонное отделение государственной автоинспекции. К беленькой, необыкновенно хрупкой девушке — Вере Лихтенвальд, в серой юбочке и кительке, в бирюзовых в толстую полоску рейтузах и сапогах, которые сидели на её тонких ногах, как краги, настолько их стенки казались толстыми, твёрдыми. Колечко на тонком пальце тоже было будто велико. Баскаков уже её называл Верочка и дарил книжки. Хрупкий Верочкин вид никак не вязался с теми сталистыми вещами, которые через неё решались, с судьбами, которые корёжились от неприятностей и как-то особенно, казалось, зависели от контраста между её видом и значением.

Через четыре месяца пришёл ответ, что машине, на чьи документы был оформлен его автомобиль, было отказано в регистрации по причине «наличия сведений о представленных документах в числе утраченных или похищенных».

— Да нет, — твёрдо говорила Верочка. — Какой новый пэтээс? Пэтээс только один. Это как паспорт — там ваша фамилия, дата рождения. Без него вы не гражданин.

— Ну почему? Паспорта как раз меняют и фамилии… Вера Адольфовна, а ведь тот владелец наверняка с каким-нибудь гаишником этот дубликат… сплодил. Если в Усолье копнуть?

— Игорь Михалыч, — Верочка твёрдо положила тонкую ручку на стопку папок, — на это годы уйдут, я вас уверяю. Да и никто не будет заниматься. Вот есть ответ… — Она взяла в руку бумагу. — И никуда не прыгнешь. Ць. Машинка ваша как транспортное средство, — Верочка развела руками, — больше не существует. Никто, конечно, у вас её не заберёт. Но ездить на ней вы не можете. — И добавила неофициально, сжалившись: — Если только на севере в тайге где-нибудь… Где милиции нет.

Машину Баскаков поставил в ведомственный гараж к знакомому. Ездил на Лениной машинке, много писал и работал, а к зиме серьёзно озаботился продажей. Решение постепенно назревало — сначала казалось диким, потом притиралось к сердцу, а потом уже ярко и победно заманило освобождением. Настала новая полоса. Если в «эру транзитов» силы шли на поиски милицейских знакомых, то теперь Баскаков колесил по мастерским.

— Да, наворотили делов…. — говорил очередной автомеханик. — Это всё из-за регламента. У меня знакомый, он тоже то ли раму пилил, то ли чо.

— А чо за знакомый?

— Генка один…

Генка оказался здоровый полный малый с блестящим неровным лбом и прозрачным по-над ним ёжиком. Занимался «проколами» — протягивал коммуникации под дорогами. У гаража стояла его рабочая машина: фантастически затрапезного вида японский грузовик, обвешанный ржавыми цепями, штангами, какими-то трубами и несусветными устройствами. Генка сделал большую трудную работу за городом и сидел в гараже, ел вяленую рыбу на газете и запивал пивом. Тёмно-синяя машина, о которой предстояла речь, стояла в гараже. Пыль на ней казалась светлой, а когда я протискивался к Генке, на куртку легла тёмными мазками.

— Не-е… Я раму не переваривал. Ешь пелядку, — чавкнул он. — У меня вообще не так было. Пиво будешь? Томское. У меня баллон дома… — «Ль» он произносил мягко, особенно в слове «баллон» прозвучавшее как «баллён», и так пустился в рассуждения про пиво, что я еле вернул его к теме.

— А-а-а, ну… — жуя, скучно отозвался Генка, разочарованный собеседником, и нехотя начал: — Короче, я подготовился. Такой стоит шестьсот. Я беру в городе за триста ушатанный и ставлю на учёт. А в Амурской области, в Свободном, нахожу такой же, только путний, но без документов. Тоже за триста. На паровозе еду в Свободный. С собой беру документы, табличку подкапотную и клёпальник.

Он запил шипящим пивом розовато-белую пелядкину спинку. Мясо он отделял сапожным ножом, так возя по шкурке, что под ней елозила и рвалась газета и жёстко отдавался обитый жестью стол. Пиво наливал в бурую от чая эмалированную кружку, и оно входило в реакцию с заваркой на стенках и пенно лилось на газету.

— Клёпальник?

— Ну, клёпальник… — В слове «клёпальник» «ль» оказалось и так мягким и он словно промахнулся. — Клёпальник обычный. И заклёпки. Приехаль. Стрелю забили колё трассы. — Генка обгладывал плоскую рыбинку за рыбинкой и постанывал, укал как-то: — Деньги отдаль, у, машину забраль. М-м. В кусты загналь. Ум… Табличку переклепаль. — И добавил презрительно: — Х-хе! Талён этот… — Условность таблички его ужасно смешила.

— А… на двигле?

— Да погоди… Короче, мужик этот, чей «крузак», сказал, что после Читы менты такие машины пасут. Докопаются и капец, себе забирают. Страсть их ценят. До Читы доехаль, ну и стал договариваться, чтоб до Улян-Удэ в фуре проехать. Там здоро-о-овая плё-щадка… — Он провёл вокруг ладонью и сказал восхищённо: — Дальнобои. Ну и парень на плёщадке, типа разводящего, всё сразу поняль. «Сиди, грит, тут пока». Сижу в кафешке. А там бурят пиво пьёт. — Гена всё увеличивал крупность рассмотрения: — Худющий, в чём душа держится, пиво течёт по усам. — Он восторженно показал пальцем, как течёт пиво. — «Сигареты есть?» — «А что свои не имеешь? — спрашиваю. — До чего ж ты, говорю, докатился… Ты хоть ешь что-нибудь?»

— А на движке номер не перебивал?

— Не перебивал. И… ты не перебивай. Короче. Я спрашиваю: «Ты хоть ешь?» — «Коне-е-ечно ем», — изобразил он комичную солидность бурята. — Ва-а-ажный, как слён. «Ну что ешь-то?» Тот: «Ры-ы-ы-бу, по-о-о-озы»[6], — несколько раз протянул в нос рассказчик, требуя ответного восторга.

— А дальше?

— Ры-ы-бу, по-о-зы… — не расставался с бурятом Генка. — А дальше? — спросил он, теряя интерес, и чем сильнее удаляясь от кафешки, тем чаще озираясь на неё и всхохатывая. — Смотрящий подводит меня к дальнобою… Здоро-о-овый стоит. Песят-пятый регион. Омск. Договаривайтесь. Договорились. Загоняй. Загналь. И поехаль с ним. А в Уляне выкатился. Ну и всё. А дома только с рамы на раму перекинуль. Не, ну чудотворец: «ры-ы-ыбу, по-о-о-озы»…

— Дак а на двигуне номер-то как?

— Да там никто не смотрит. А где смотрят — я в фуре проехал. Х-хе.

— А на раме?

— Да грязью замазаль.

Гена вдруг как проснулся:

— Дак у тебя в чём загвоздка-то?

Я объяснил.

— Искать «биток» с документами, — собранно отвечал Геннадий, — резать и переваривать раму. Талён этот склёпывать. И на двиглё перебивать. Парни аккуратно делают… Но всё это стрёмно. И это если на учёт не ставить-снимать. А как я езжу — за четыре год никто не глянул. А в твоём случае… Не знаю… — Он прицыкнул языком и покачал головой: — Если продавать… На запчасти только. За четверть цены уйдёт. Либо самому — ключ в руки, х-хе, и вперёд. По узлям дороже. Но однозначно скидывать надо. Тольку не будет. Зря пелядку не ел. Удачи. Не за что…