— А больно не будет?

— Немножко, может, и будет. — Беверли стала выщипывать волоски.

— Ой! — закричала Либерти, чуть не выпрыгнув из кресла. — Больно!

— А ты как думала? — небрежно отозвалась Беверли. — Красота требует жертв. Сама никогда не выщипывала?

— Нет, — скривилась Либерти.

— Оно и видно. У тебя тут прямо заросли.

— Ой!

— Можно было бы использовать воск, это не так больно, но у меня с собой ничего нет.

— Боль я могу терпеть, — проговорила Либерти, стиснув зубы, — если хорошо получится.

— Страдай, девочка. Можешь мне поверить, бразильская эпиляция намного хуже.

— А это что такое?

— Э, да ты, я вижу, совсем зеленая.

Либерти закрыла глаза и стала представлять себе возможный результат. Синди вечно роется в журналах мод и тычет ей в нос старые фотографии Мадонны и Дженнифер Лопес. Когда-то у обеих были очень густые брови, а теперь обе выглядят намного интереснее. Может, их успех связан с бровями?

Да, точно!

— Как, по-вашему, продвигаются съемки клипа? — спросила она, чтобы отвлечься от болезненной процедуры.

— Да грохоту больно много. К этому стилю надо привыкнуть.

— А вы с этим Джимми знакомы?

— Я их всех знаю, — ответила Беверли. — Чай, в одних клубах тусуемся.

— Интересно, наверное, все время со звездами?

— Да, Джимми крутой парень. Сейчас он на подъеме — если не профукает свой шанс.

— Мне его музыка нравится, а слова — нет. — Либерти вроде бы притерпелась к боли. — Я мистеру Доннелу так и сказала.

Беверли замерла.

— Ты так и сказала Деймону, что слова тебе не нравятся? — переспросила она изумленно.

— А что? — невинно спросила Либерти. — Не надо было?

Беверли рассмеялась и помотала головой.

— Мистеру Деймону никто не высказывает своего мнения. Он же царь и бог.

— Ну, — беспечно проговорила Либерти, — он меня сам спросил.

— Да?

— Я сказала, что музыка мне нравится, а стихи чересчур сексистские. Как и клип. Надо было такое придумать, чтобы девушки трясли перед камерой телесами? Как это понимать?

— Именно этого хочет публика, — заметила Беверли. — После таких откровенных клипов диски на «ура» расходятся.

— Тем хуже!

Беверли продолжила колдовать над бровями.

— А ты чем хочешь народ удивить?

— Я исполняю свои песни. Ну, как…

— Как кто? Дайана Кролл?

— Нет, она джаз поет. И вообще, я не люблю аналогий. У меня мама была певица, — грустно добавила она, припомнив старые времена, когда Дайан еще выступала. — Я, можно сказать, выросла среди музыкантов. Я была помешана на Шаде.

— А-а, «Ловелас» — это классика, — согласилась Беверли. — Ты тоже в таком ключе?

— И да, и нет. Надеюсь все же, что я никого не повторяю. Я Деймону сказала… Я могу называть его Деймоном?

— Не знаю, — ухмыльнулась Беверли. — Сама-то как считаешь? Можешь?

— А почему нет?

— Долго ты с ним разговаривала?

— Достаточно долго, чтобы он успел дать мне визитку и предложил привезти ему кассету с записью.

— Ты там поосторожнее, — предостерегла Беверли. — У них у всех одно на уме. Известно что. Пусть он царь и бог, но в глубине души такой же кобель, как все мужики.

— Это я понимаю, — сказала Либерти. — Но он ведь женат, кажется?

— Да, женат. Женатее не бывает. А его старая карга… Не советую тебе с ней связываться! Ни в коем случае!

— Не собираюсь.

— Ташмир — настоящая хищница, — предупредила Беверли. — Если она тебя застукает со своим мужиком, то вышибет из тебя душу восьмисотдолларовыми шпильками. Я серьезно говорю!

Сразу как объявили перерыв, Синди подхватила подругу под руку и потащила к столу с закусками.

— Умираю с голоду, — пожаловалась она и набила рот чипсами, запивая кока-колой из банки. — У меня от этих танцев уже ноги подкашиваются.

— У тебя отлично получается, — похвалила Либерти. — Смотришься намного лучше остальных. Из всех них ты самая соблазнительная.

— А большая у меня задница? — спросила Синди, продолжая налегать на чипсы. — Огромная? Или ничего?

— Говорю тебе, это то, что нужно. Операторы и осветители слюной изошли.

— Еще бы, — согласилась Синди и взяла себе печенье. — Эй, а с тобой-то что случилось? Ты какая-то не такая.

— Беверли мне брови выщипала. Нравится?

— Небо и земля! Так намного лучше, — сказала Синди, жуя печенье. — Может, и мне сделать? Как думаешь?

— Забудь про брови, у меня другие новости есть, — перебила Либерти и поведала Синди о своем разговоре с Деймоном.

— Вот это да! — Синди разинула рот. — Я так и знала, что это будет знаменательный день.

— Да… — мечтательно проговорила Либерти. — Он был без своих дурацких очков. И знаешь — у него такие красивые глаза! Такие проникновенные и одновременно сексуальные.

— Что?

— Что слышала.

— Вот те на! — Синди ни на секунду не переставала жевать. — Я что-то не врубаюсь. Он же женат, забыла? А у нас с тобой железное правило: к женатым на пушечный выстрел не подходить.

— Я же не в этом смысле. Просто у него очень выразительные глаза. Будто он тебя насквозь видит. Ну, ты понимаешь… такой пронзительный взгляд.

— Ну ты даешь! — протянула Синди. — Ты, часом, не влюбилась?

— Не влюбилась! — возмутилась Либерти.

Синди с сомнением хмыкнула и глотнула кока-колы.

— Вот погоди, Кев узнает, с кем ты познакомилась.

— А Кеву я говорить не собираюсь.

— Как это?

— Сначала отнесу Деймону кассету и посмотрю, что из этого выйдет. А уж тогда…

— Ах, он уже и Деймон? — поддела Синди. — А куда подевался мистер Доннел?

— Синди, кончай дурака валять, мы серьезно разговариваем!

— Бедняга Кев! — Синди вздохнула.

— С чего это он бедняга?

— А с того, что ты слишком серьезно все восприняла, а это чревато, — нараспев произнесла Синди.

— Деймон Доннел — это работа, — строго произнесла Либерти. — Вдруг он мне пробиться поможет?

— Ну конечно, поможет. С его большими выразительными глазами и большим выразительным членом.

— Какая ты вредная! Все совсем не так.