Он опустил голову, помассировал брови.

– Не знаю.

– Она этого хочет? – спросила я. – А ты?

– Я не знаю, – снова сказал он.

– Алекс.

– Не делай этого, – он поднял взгляд. – Не пытайся меня отчитывать. Со свиданиями у меня, знаешь ли, довольно туго, а у нас с Сарой долгая история отношений.

– Жалкая у вас история отношений, – сказала я. – Вы не просто так расстались. Дважды.

– Мы и встречаться начали не просто так, – парировал он. – Не все могут просто уйти, не оглядываясь, как это делаешь ты.

– Это что еще значит? – резко спросила я.

– Ничего, – быстро ответил Алекс. – Просто мы разные.

– Я знаю, что мы разные. Еще я знаю, что такое не иметь отношений. Я вообще-то тоже одинока, Алекс. Я почетный член анонимной группы поддержки людей, которым в личные сообщения присылают непрошеные фотки членов по десять раз на дню. Но я же не пытаюсь снова сойтись с каким-нибудь своим бывшим парнем.

– Это другое, – настойчиво произнес Алекс.

– Почему это? – требовательно сказала я.

– Потому что тебе нужно совсем не то, что нужно мне! – сказал Алекс, чуть ли не срываясь на крик. Это была, пожалуй, самая громкая фраза, которую я когда-либо слышала. Он не звучал разозленным, нет, но он определенно звучал очень расстроенным.

Я подалась назад, отстраняясь от него, и Алекс словно немного сдулся. Он был явно смущен.

– Я хочу жить так же, как мои братья, – сказал он, возвращаясь к своему привычному состоянию, тихому и собранному. – Я хочу жениться, завести детей и внуков. Хочу состариться вместе со своей женой и жить в одном и том же доме так долго, чтобы он начал пахнуть совсем как мы. Я хочу выбирать мебель в чертову гостиную, понимаешь? Хочу красить стены, хочу жить, как все в Линфилде, и делать все эти вещи, которые ты считаешь абсолютно идиотскими, ясно? Вот чего я хочу. И я не хочу ждать. Никто не знает, сколько ему еще отпущено жить. Я не хочу через десять лет узнать, что у меня какой-нибудь гребаный рак члена и что для меня все уже слишком поздно. Вот что для меня важно.

И вот Алекс полностью выплеснул все свои чувства, а я все еще дрожала от стресса, от боли и от стыда. Но больше всего – потому что я злилась на себя за то, что все это время не понимала, почему он так выходит из себя, почему он так защищает наш жалкий городишко и почему он постоянно уходит от темы обсуждения Сары.

– Алекс, – я была близка к тому, чтобы разреветься и потрясла головой, чтобы хоть немного прочистить мозги от бушующего шторма эмоций, – я не думаю, что это идиотские вещи. Я совсем не думаю, что хоть что-то из этого идиотское.

Он медленно поднял на меня взгляд, но тут же отвел его в сторону. Осторожно, чтобы не потревожить его, я придвинулась поближе и вложила его ладонь в свою, переплетая пальцы.

– Алекс?..

Он бросил на меня взгляд сверху вниз.

– Прости, – пробормотал он. – Мне жаль, Поппи.

Я покачала головой.

– Я обожаю дом Бетти, – сказала я. – И я очень рада, что теперь он твой. И как бы я ни ненавидела школу, я очень рада, что ты работаешь там, и я часто думаю, как же повезло твоим ученикам. И мне нравится, какой ты хороший брат и сын, и… – Слова застряли у меня в глотке, и теперь мне приходилось выдавливать их силой. – И я не хочу, чтобы ты женился на Саре, потому что она принимает тебя как должное. Она бы никогда с тобой не рассталась, если бы ценила тебя. А еще, если честно, я не хочу, чтобы ты на ней женился, потому что я ей никогда не нравилась, и если вы поженитесь… – Я замолчала, чтобы все-таки не разрыдаться.

Если вы поженитесь, то я потеряю тебя навсегда.

А потом еще: и на ком бы ты ни женился, я потеряю тебя навсегда.

– Я знаю, что это очень эгоистично, – сказала я. – Но дело не только в этом. Я правда думаю, что ты заслуживаешь гораздо лучшего. Для кого-то Сара наверняка будет отличной женой, но не для тебя. Алекс, да она даже караоке не любит.

На последнем предложении я все-таки жалко расплакалась, и Алекс честно попытался спрятать улыбку. Затем он осторожно высвободил свою руку, чтобы приобнять меня за плечи и легонько прижать к себе, и я изо всех сил постаралась на налегать на него слишком сильно, боясь потревожить его спину.

Эта его травма оказалась неплохим буфером между нами – хоть и Алекс, конечно, вряд ли бы разделил мое мнение, учитывая, сколько страданий она ему доставляет. Каждый раз, когда мы соприкасаемся, мою кожу словно начинает покалывать электричеством, а нервы как будто искрят, требуя продолжения. Вот Алекс поцеловал меня в макушку – и по голове немедленно растекается теплое волнующее чувство, медленно охватывающее все тело.

Я заставила себя подавить воспоминания о том, что эти губы делали в Хорватии.

– Я не так уж и уверен, что заслуживаю лучшего, – сказал Алекс, выдергивая меня в реальность. – Когда я запустил Тиндер, он мне чуть ли средний палец не показал.

– Серьезно? – Я выпрямилась. – У тебя есть Тиндер?

Он закатил глаза:

– Да, Поппи. Дедушка завел себе Тиндер.

– Дай посмотреть!

Уши у него немедленно покраснели.

– Ну уж нет, спасибо. Я не в настроении, чтобы меня раскритиковали по всем фронтам.

– Я могу тебе помочь, Алекс, – продолжила настаивать я. – Я – гетеросексуальная женщина. Я знаю, как оценивать профили мужчин в Тиндере. Я могу понять, что ты делаешь не так.

– Я и без того знаю, что делаю не так – пытаюсь завести постоянные отношения через приложение для знакомств.

– Ну, это и так очевидно, – сказала я. – Но, может, у тебя есть и другие проблемы.

Алекс вздохнул.

– Ладно, – он вытащил телефон из кармана и вручил его мне. – Но будь со мной помягче, Поппи. Нынче я очень раним.

И он сделал то самое лицо.

Глава 17

Семь летних сезонов назад

Новый Орлеан.

Алекса интересовала местная архитектура: его завораживали все эти старинные здания, разноцветные, словно коробка восковых мелков, изящные кованые балкончики и вековые деревья, растущие прямо посреди тротуара. Своими корнями они вгрызались в бетон, кроша и ломая его, будто сухую землю. Деревья росли здесь, когда никаких улиц еще не существовало, и наверняка продолжат расти, когда их снова не станет.