Хотелось бы торжественно заявить, что мной двигала оскорбленная богиня Бэнтен. Но это вряд ли. Чтобы совершить глупость, Торюмону Рэйдену не нужно вмешательство богов.

Сами справляемся.

Шиджеру попятился, споткнулся, упал.

Из сломанного носа ручьем хлынула кровь. От запаха крови одурели собаки: и без того возбужденные, они стали рваться с поводков. Кое-кто из псов нацелился на Шиджеру, норовя вцепиться в подранка. Шиджеру гундосо завыл; казалось, лавочник перенял звание Собачьего Будды, молясь за успех лохматых бойцов и удачу азартных игроков. Смысла в его вое было не больше, чем в песнопениях Каори. Боль, страх, желание, чтобы все прекратилось – вот и весь смысл.

– Не бойся!

Мало заботясь клыками собак и гневными возгласами хозяев, я протолкался к Каори. Взял за плечо, вздернул на ноги:

– Или за мной! Да иди же…

Она подняла на меня взгляд:

– Вы принесли мою куклу?

– Да, – вместо меня ответил настоятель. – Вот, держи.

И сунул девочке в руки куклу, которую мы нашли в доме Нобу, у перекошенного алтаря. Если я полагал, что исчерпал все удивление, отпущенное мне на сегодняшний день, я ошибался.

– Иссэн-сан, кукла! Вы взяли ее с собой?

Монах кивнул.

– Ее можно давать Каори? Это ведь сарубобо!

– Можно, – тихо ответил старик. Глаза его подозрительно блестели. – Теперь это просто кукла…

Схватив вожделенную куклу, Каори прижала ее к груди и спряталась за наши спины.

– Расступитесь! – велел я. – Мы уходим.

Никто не двинулся с места. Люди загораживали нам дорогу. На их лицах, багровых от ярости, я читал множество чувств – пылких, страстных. Ни одно из них не сулило нам удачу. Щелкнуть девочку по носу? Вдруг повезет?

– Назад! Пропустите нас!

– Бейте их! – гнусаво возрыдал Шиджеру. – Они уводят Собачью Будду! Крадут вашу удачу!

Я достал вторую плеть:

– Служба Карпа-и-Дракона! Полицейские досины, ко мне!

Куда там! Тех полицейских, которых я ранее видел среди зрителей, и след простыл. Рассчитывать на их помощь было бы опрометчиво. С бо́льшим успехом я мог ждать явления с небес милосердного будды Амиды.

Толпа качнулась к нам.

– Стойте! – воззвал старый настоятель. – Люди, опомнитесь!

– Уйди с дороги, – посоветовал ему хозяин белого Широ. – Убирайся, монах, тебя мы не тронем…

– Пошел вон, бритоголовый!

– На бои ходит! А врут, будто святой…

– Отойди, зашибем…

– Отдай девчонку, – предложил мне хозяин Широ. – Отдай по-хорошему. Мы тебя тогда побьем, и все. А так…

– Что? – оскалился я не хуже пса. – Убьете?

– Не мы, – объяснил хозяин Широ.

И ухмыльнулся во всю щербатую пасть:

– Собачки. Спустим собачек, и вся недолга́. Если собачки, тогда ведь никакого фуккацу? Несчастный случай? Вот и будет тебе несчастный.

– А как вы это потом объясните?

– А никак. Никто и спрашивать не станет. Пришел азартный самурай на бои, ставки делать. Одежда без гербов, поди-пойми, кто такой. Сердце взыграло, драться полез. Сломал нос хозяину претендента на победу. Вот собачки и того…

Конец, понял я. Крыть нечем.

– Значит, собачки? – прозвучало в толпе. – Значит, спустите?

Был один самурай, стало двое.

Признаюсь, я ожидал увидеть кого угодно, только не его. Ивамото Камбун, мой дальний родич – уже потом я сообразил, что для человека, помешанного на древней воинской традиции, кровавой и беспощадной, страсть к собачьим боям вполне естественна. Расталкивая людей, хлопая неуступчивых по затылкам, спинам, плечам так, что люди, бранясь, разлетались деревянными куклами, Камбун протискивался ко мне.

Я не знал, кого мне больше бояться: собак или Камбуна. В моей памяти крылось два Камбуна: разных, противоречивых, и каждый был готов не оправдать ожиданий, жестоко расправиться с надеждами, пойти наперекор очевидному. Этот страх, мечущийся от одной угрозы к другой – наверное, он и накрыл мой рассудок спасительным пологом безумия. Превратил опасность в безопасность, место боев в воображаемый театр, где если и происходит что-то ужасное, то понарошку, для развлечения зрителей. Кто бы ни умер на сцене, в итоге он поднимется и выйдет на поклон.

А что же смерть? Она останется лишь в памяти зрителей, как иные смерти остались в моей. Они и сейчас там.

Сцена 1

Хор:

(декламируют, подражая голосу Рэйдена)

(вразнобой, под грохот барабанов)

Служитель, ухватив край трехцветного занавеса, бежит вспять, против хода времени. Взгляду открывается двор ветхого дома, изгородь, изрубленная колода. Время года – зима, холодная не в пример нынешней. Даже пролитая кровь не согревает ту зиму.

Камбун:

Он колет дрова. Он делает это ножом вместо топора.

Камбун (превращаясь в хищного богомола):

Хор:

(декламируют, подражая голосу Рэйдена)

(вразнобой, под грохот барабанов)

Сцена 2