Эласко просиял.

— Благодарю вас, Лайам. Могу ли я вам написать? Если столкнусь с какой-нибудь неразрешимой загадкой? Мы регулярно сносимся с Саузварком, так что…

— Конечно, Уокен. Только не думайте, что я семи пядей во лбу.

«Не хватало еще, чтобы меня завалили письмами. Впрочем, надо же мальчику у кого-то учиться. В Уоринсфорде, как видно, его учить не хотят. Пусть себе пишет!»

Они пожали друг другу руки, и юноша, пришпорив свою лошадку, устремился вперед, чтобы попрощаться с госпожой Саффиан. Лайам остался ожидать на обочине, потом махнул Эласко рукой, показывая, что возвращаться не стоит. Тот понял его и, сделав ответный жест, поскакал к городу по боковой дороге. Солнце, только что показавшееся из-за горизонта, окрасило стены Уоринсфорда в розовый цвет. Лайам вспомнил о Каммере, о Хандуитах, о своем разговоре с Куспинианом и решил, что расставание с этим местечком вряд ли его опечалит. Дав шпоры Даймонду, он послал его с места в карьер и вскоре занял свое место в колонне.

Лайам вырос в Мидланде, где весны проходят особенно буйно. В Южном Тире природа пробуждалась не разом. И все же и тут склоны покатых холмов уже подернулись травкой, а овцы, на них пасущиеся, соперничали белизной с облаками. Кроны встречных деревьев также окутывала зеленая дымка, из небольших придорожных рощиц слышались веселые щебеты птиц.

Это было приятное путешествие. Дорога вилась вдоль Уорина, Даймонд послушно следовал за остальными лошадками, и Лайам, едва прикасаясь к поводьям, удобно расположился в седле. Он любовался холмами, наблюдал за скользящими по водной глади судами и почти ни о чем не думал.

Ближе к полудню Фануил улетел поохотиться. Через час он вернулся и тяжело опустился на холку Даймонда.

«Тут много зайцев».

— Мгм, — отозвался Лайам. Он снял плащ и, подставив лицо жарким лучам солнца, закрыл глаза.

«Это хорошо».

«А что ты сделаешь с „Демонологией“?»

Лайам неохотно приподнял веки и посмотрел на дракончика.

«Не знаю. Думаю, сохраню. Она может оказаться полезной».

«Ты не имеешь права держать ее у себя».

«Проун всего лишь велел мне никому ее не показывать, так что вроде бы все в порядке. — Ему очень хотелось снова расслабиться. — В любом случае, я унаследовал эту книжицу от полноправного мага, разве не так?»

Ответа не последовало, и к Лайаму вернулось спокойствие, но ненадолго — уродец снова послал ему мысль.

«Но ты ведь не маг».

«Да, — согласился Лайам и заставил себя призадуматься. Что бы там ни думали о нем остальные, он ведь и вправду не маг. И значит, формальных прав хранить эту книгу у него действительно нет. С другой стороны, Проун в этом смысле ведет себя тихо, да и в Уоринсфорде она оказалась полезной. — Подождем, пока я не разберусь с бумагами из Дипенмура. Если станет понятно, что книга еще пригодится, я придержу ее у себя, а потом уничтожу. Если же нет, я не мешкая уничтожу ее. Хорошо?»

«Это будет разумно», — ответил уродец.

Лайам снова принялся загорать.

Местом ночлега госпожа Саффиан выбрала постоялый двор, стоявший на перепутье. Там от дороги, по которой они ехали, ответвлялась другая, уводящая на восток. Проун, за весь день не удостоивший Лайама ни словечком, стал требовать себе отдельную комнату и помрачнел, узнав, что возможности получить ее нет.

Брови Лайама от столь оскорбительного демарша засранца сами собой полезли на лоб, но он промолчал. В своем щегольском наряде и с расцарапанной физиономией толстый квестор был слишком смешон, чтобы всерьез его принимать.

Однако госпожа Саффиан в конце концов обратила внимание на натянутость между ее подчиненными и не на шутку обеспокоилась. Лайам понял это, когда она пригласила к ужину Иоврама. Этот ход оказался в какой-то мере удачным. Старик послужил буфером между враждующими сторонами. Его неизбывный юмор скрасил застолье, и мрачная физиономия Проуна весь вечер оставалась в тени. Когда унесли тарелки, толстый квестор встал, скованно поклонился вдове и удалился. Иоврам, засуетившись, поспешил откланяться тоже.

Когда и Лайам собрался отправиться восвояси, госпожа председательница жестом остановила его. Она долго смотрела в огонь, словно приводя свои мысли в порядок. Лайам терпеливо молчал.

— В этом году ареопаг действует скомканно, — наконец заговорила она, не отводя взгляда от очага. — Этого следовало ожидать. Что-то идет не так, что-то мы упускаем, где-то не можем свести концы с концами. Будь мой супруг жив, все шло бы иначе. — Она откашлялась и посмотрела на собеседника.

Лайам, к своему удивлению, не обнаружил в ее глазах ни слез, ни иных признаков скорби. Лицо вдовы было спокойным, а взгляд — твердым.

— Мастера Саффиана с нами, однако, нет, потому у нас множество недочетов. Например, взять этого Каммера — мой муж сразу вычислил бы его, найдя верную нить в клубке совпадений. В этом Акрасий был просто неподражаем, глядя на вещи, он их видел насквозь. Нам очень его не хватает. Я до него не дотягиваю. Можно сказать, его не хватает во мне.

Вдова вновь замолчала, пощипывая кончик своего крючковатого носа и раздраженно помахивая рукой. Лайам, со своей стороны, не мог ничего придумать в ответ. Он просто не понимал, к чему она клонит. Через мгновение руки женщины успокоились, она бросила их на колени и снова заговорила.

— Вот что я хотела сказать, квестор Ренфорд. У нас возникла проблема. Я вижу, что вы с квестором Проуном несовместимы, как масло и вода. Понимаете, после смерти главы ареопага он ожидал, что уголовные дела передадут ему. Его самолюбие уязвлено. Более того, он по натуре… вспыльчив. Прошу вас, будьте терпимее с ним, квестор Ренфорд.

— Конечно, — заговорил было Лайам, но осекся, увидев, что она еще не закончила.

— С другой стороны, — продолжала председательница ареопага, суровым взглядом пригвоздив собеседника к месту, — вы должны понимать, что в деле, которым мы занимаемся, многое может идти не так, как нам хочется. И если какой-то отчет попал бы к вам в руки чуть позже, то что, собственно, могло бы от этого измениться? Его ведь, так или иначе, все равно бы отдали вам.

На сей раз она закончила и явно ожидала ответа, но Лайам не мог оправиться от изумления.

«Значит, эта скотина нажаловалась на меня!»

— Простите, госпожа председательница, — пробормотал он, наконец. — Но если речь идет о документах, которые я попросил у квестора Проуна…

— Да, о них, — сказала вдова. — Вы слишком давите на него, а ведь на нем лежит основная тяжесть работы. Считается, что дела, относимые к разряду особенно тяжких, труднее вести, чем дела рядовые, но это не так. Вы не должны забывать, что рядовых дел куда больше, и чаще всего они очень запутаны. Я поручила вам особо тяжкие случаи, поскольку их мало, уважаемый квестор, а вовсе не потому, что сочла вас лучшим.

Подавив протест, Лайам с минуту молчал.