Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я снова посмотрел в зеркало. Нижнее веко моего большого глаза было заполнено мелким кунжутом, не видимым раньше, потому что его закрывала лента. Нужно было много времени, чтобы достать его весь, а я хотел спать. Я несколько раз поморгал и, уверенный, что больше меня ничего не побеспокоит, выключил свет и лег в кровать.
Потрясающий ребенок
Эту историю я услышал из уст одного доброго извозчика, дяди Йоргоса, который каждый год перетаскивал наш летний скарб (несколько по большей части ненужных вещей, среди них была и плетеная клетка с серой курицей, я выдрессировал ее так, что она опускала и расправляла крылья, когда я подходил ее погладить) из Афин в Кифисию, в маленький домик, где мы проводили лето.
– Господин Христос, – говорил он моему отцу, когда тот спрашивал, как идут дела у его семьи (я стоял позади, навострив уши), – все трое моих детей, да хранит их Господь – удались на славу… Но что уж говорить, самая младшая, мой последыш, Ленаки, выше всяких слов. Короче говоря, она просто огонь. Могу признаться, что каждый раз, когда я захожу в конюшню, чтобы впрячь лошадь в повозку, она подходит ко мне, ложится на землю, чертовка, и кладет голову прямо под заднее колесо повозки! Она как будто говорит: «Ну давай, выезжай, если сможешь!» Это ее способ показать мне, как сильно она меня любит и просит взять ее с собой.
– И ты берешь ее, дядя Йоргос? – спрашивает его мой отец, просто чтобы что-то сказать и воздержаться от комментариев про поведение девочки.
– Чаще всего да. И, с вашего позволения, и сегодня я надеюсь, если разрешите, снова ее порадовать.
Мой отец не был согласен с таким толкованием этой ситуации – хотя, чтобы не расстраивать извозчика, он никогда ему об этом так и не сказал, – напротив, он считал такое поведение проявлением крупной и опасной наивности.
В пекарне
Август, густая жара крепко окутывает улицы, дворы, дома. Пекарь, господин Фимий, высокий, поджарый мужчина пятидесяти лет, похожий на что угодно, кроме пекаря, всегда одетый, даже во время работы, в дорогой, безукоризненно скроенный костюм – только фартук и колпак выдают его профессию, – беседует с госпожой Ангеликой, пожилой соседкой, которая принесла противень с кроликом и картошкой, чтобы запечь в печи, и к ним бутылочку оливкового масла, соль, перец в бумажном кулечке и спелый лимон.
– Дорогая моя, – говорит он, рассмотрев близорукими глазами еду, – у тебя же есть балкон в доме, правда?
– А как же, господин Фимий. У меня есть балкон, а на нем курятник с четырьмя курочками, но они, правда, не несут яиц. А мой внук не разрешает их резать.
– Тогда лучше возьми свою еду, – говорит господин Фимий, – и поставь ее на балкон. Сейчас такая жара, что там она лучше испечется, чем в моей печи.
И чтобы доказать, что его слова не были простой шуткой, фигурой речи так сказать, он берет противень, заталкивает длинной лопатой в устье печи, передвинув другие противни и горшки внутри нее, чтобы найти для кролика место получше, и тот исчезает в ее чреве. Затем он смотрит на настенные часы.
– В два пятнадцать твой кролик будет готов, – говорит он госпоже Ангелике, и она, довольная, с краюхой хлеба под мышкой, выходит из пекарни.
На пороге ее останавливает господин Фимий и спрашивает:
– А ты хочешь, чтобы он сочным был или посуше?
– Сочным, сочным! – отвечает она. – И с хрустящей корочкой!
– Ты просишь невозможного. Как можно это сделать одновременно? Ну ладно, посмотрим.
В ту самую минуту, как госпожа Ангелика выходила из пекарни, довольная сделанным делом, в дверь, словно вихрь, влетел Манфос, оторва лет десяти от роду, ее младший племянник.
– Тетенька, – сказал он ей, – приятного аппетита!
– Ты чего так несешься, негодник? Чуть с ног меня не сбил!
– Я бегаю, – нагло добавил мальчишка, – потому что холодно, тетенька. Бегаю, чтобы согреться.
– А ну сгинь с глаз моих долой, чертенок, а то получишь затрещину, – отвечает, рассердившись, госпожа Ангелика, которой никогда не нравились шутки.
Мальчик покупает у пекаря большой хрустящий белый багет, немного сладкого печенья и убегает со смехом.
Болезнь Мерсины
Малышка Мерсина сегодня уже пятый день горит от жара. Белый платочек, намоченный смесью воды и уксуса, который тетя Коринна положила ей на лоб, чтобы хоть как-то облегчить страдания, почти уже высох и испускал пар. Ее ушки покраснели и гудят. Она долго вертится на кровати и в какой-то момент с трудом приподнимает голову, чтобы взглянуть на мир за окном. На пальму с ее широкими громадными листьями (это дерево не только не умаляет, но еще более усиливает ощущение засухи) присел отдохнуть ручной воробей.
Но где и как ему отдохнуть, если у этого дерева нет веток, а листья все в колючках. Птичка все же упорствует. Когда она осознает, что все попытки удержаться на листьях и стеблях обречены на провал, впивается коготками в волосатый ствол пальмы (тонкий в самом низу, у корней, и утолщающийся по мере того, как он идет ввысь, и остатки старых обрезанных листьев выдаются вперед, как ступеньки) и начинает клевать червячков, муравейчиков и всяческих мелких насекомых.
Мерсина, утомившись, опускает голову на подушку и засыпает.
«Клизмочка с прохладной водой и несколькими каплями розового масла поможет», – Мерсина слышит, как доктор – низенький старичок с очками-бабочками на носу – тихонько перешептывается с ее тетей. «Ей станет легче, – продолжает врач, – потому что эти маленькие козьи шарики – простите за выражение, – которые вы мне показали, и это после трехдневных стараний, твердые, как камни. – И добавляет: – Особое внимание обратите на следующий факт: клизму нужно вводить как можно медленней, без спешки и нервозности, с тем, чтобы вода проникала в кишечник мягко и ощущалась как поглаживание, без