Несколько раз заключенные принимались колотить в дверь, надеясь привлечь внимание Гриббла, но на стук никто не отзывался.

– Может, попробуем еще? – предложил Васис Ргов, когда после очередной попытки прошло несколько часов.

– Это можно, – мрачно протянул Калис. – И сразу головой. Она в шлеме, глядишь, звук получится лучше.

За дни, проведенные в камере, Дука успел проиграть феям в карты оружие и даже одежду. Но потом забрал имущество обратно, сказав, что «это было понарошку». Чук и Гек немного поворчали, но спорить с таким весомым аргументом, как кулак Калиса, не стали.

– Давай попробуем, – решил Лахов.

Он, хоть и лишился лейтенантского шлема, все равно остался главным в троице стражников.

Но не успели они встать с коек, как из коридора донеслись тяжелые шаги. Следом за ними стало слышно тоненькое ритмичное повизгивание, словно кто-то тянул за хвост очень мелкую собачонку.

Легкий Шмыг отложил ножку стола, которую грыз, чтобы хоть чем-то занять зубы.

– Это еще что? – спросил он.

Загрохотали замки, дверь с гулом открылась. В коридоре обнаружился массивный силуэт Гриббла, державшего в одной руке факел, а в другой – шкирки двоих субтильных типов. Сержант взмахнул лапищей, типы благополучно перелетели порог и с чавканьем приземлились на пол камеры.

– Это ты? – воскликнул Лахов. – Жрать принес?

– Давай еды! – дружно завопили остальные заключенные, и только вампир внимательно пригляделся к новичкам.

Ему в голову пришла мысль, что ужин им все-таки доставили.

– Нет. – Гриббл вздохнул так тяжело, что едва не затушил факел. – У нас там полный бедлам. Гномы с ума сошли, похватали топоры и начали все поджигать. Ну а мы им навстречу пошли.

– Гномы? – спросил Калис.

Заключенные на несколько мгновений позабыли о голоде и дружно уставились на Один Момент. Тот попытался сделать вид, что он не гном, а просто маленький человек с длинной бородой.

– И что, пришлось сражаться? – выпучив глаза, поинтересовался Ргов.

– Нет, к счастью. Так пока разошлись. Но чего дальше будет – неясно. Денег на вас по-прежнему не дают.

– Так мы тут от голода сдохнем, падлой буду! – Поцент попытался разорвать на себе майку, забыв, что он голый по пояс, и в результате выдрал из торса несколько клоков шерсти. – Ой! Ой-ёй…

– Мочить этих сук ментовских! – заорал Чук (или Гек?), но, встретив взгляд Калиса, поперхнулся. – Э… ну… в смысле тех, кто нас не кормит… я это хотел сказать. И я вообще стражников люблю, да.

– Постой, Гриббл, – сказал Лахов. – А если мы скинемся и дадим тебе денег, ты принесешь еды?

– Нельзя им верить! – прошипел Один Момент.

– Можно, – сказал Калис. – Потому что они – это мы. Как говорят у меня на родине – козел козла в зад не бодает.

Правая часть широченного лица тюремщика отразила задумчивость, а левая – сомнение. Честно говоря, на физиономии осталось место еще для трех-четырех разных чувств.

– Ладно, – пророкотал Гриббл. – А сколько у вас есть?

– Калис, давай шлем! – скомандовал Лахов.

– Почему я?

– Твой больше, чем у Ргова.

Заполучив шлем, бывший лейтенант принялся обходить камеру, приговаривая: «А ну, не жалей, братцы, доставай заначки. Куда полез под койку, сука? Сейчас мечом ткну. Что ты туда кладешь? Не жмоться для корешей, падлой будешь… Вот спасибо, молодец, запишем как явку с повинной».

К концу обхода в местами ржавом и слегка помятом вместилище оказалось десятка полтора бублей, маленький слиток серебра, пара алмазов среднего размера, три пакетика с «эльфийской весной» и инкрустированная изумрудами отмычка, сложная, точно японская церемония.

Ее пожертвовал Один Момент, решивший, что после новости о гномьих погромах неплохо бы доказать свою к ним непричастность.

– Хорошо, – сказал Гриббл, принимая шлем. – Этого должно хватить. Через часок-другой вернусь.

Дверь камеры с грохотом закрылась.

Только после этого все посмотрели на новичков. Оба оказались стариками, но если один был человеком, имел при себе повязку на глазах и деревянную раму со струнами, что и издавала повизгивание, то другой мог похвастаться принадлежностью к народу эльфов и длинной седой бородой.

– О нет… – просипел Ргов, узнавший обоих и догадавшийся, что спокойной и тихой (в общем и целом) жизни в камере пришел конец.

– Тьпадьк шлюхт вот кто мне поможет! – Эльф вскочил на ноги, и безумные глаза его вспыхнули так ярко, что Легкий Шмыг отшатнулся. – Мы поймаем эту проклятую тварь! Музей получит нового змееморфа!

– Столкнулись герои, земля застонала от боли! – взвыл прямо с пола великий, ну или по крайней мере слепой певец Умер. – Утишилось море, и воды в реке устремились обратно! Многогремящею битвой…

Калис попытался зажать уши, но, судя по перекошенной физиономии, помогло это мало.

– Вот так дела, – пробормотал Лахов, глядя, как старший хранитель музея Натуральной истории Простодрэль наседает на Поцента с рассказами о змееморфах, – стоило на пару дней оставить город без присмотра, как такое началось…

Первым делом Арс подумал, что выбрал очень неудобное место для сна.

Первые мысли после пробуждения редко бывают удачными, но им на смену, к счастью, приходят вторые и третьи, более разумные, обдуманные, гладкие и практичные. Но в этот раз и они были нервные, и все потому, что в спину Топыряку вонзались острые углы, а руки и ноги отказывались шевелиться.

Поерзав немного, он открыл глаза и тут же зажмурился.

Прямо в лицо били солнечные лучи.

Вторая попытка оказалась более удачной, и Арс сумел оглядеться. Обнаружил, что лежит на жертвеннике, на руках и ногах кандалы с особыми ответвлениями для пальцев, а во рту – кляп.

По соседству стояли другие жертвенники, тоже, если можно так выразиться, «заряженные». Между ними ходили жрецы в простынях и с ножами на роскошных, вышитых золотом поясах. Выражением лиц и повадками они напоминали техников, готовящих к запуску что-то большое, вроде ускорителя элементарных частиц или космического корабля на Марс.

Жертвенники стояли рядком на краю засыпанного толстым слоем песка поля. Его со всех сторон окружали трибуны, заполненные курчавыми, бородатыми и наряженными в простыни жителями Ахеянии. Среди них благодаря львиным шкурам выделялись герои, а в отдельной ложе под навесом сидели, похоже, местные шишки.

Одна из них, самая шишканистая, как раз заканчивала произносить речь:

– …великие боги снизойдут к нашим мольбам и обеспечат хороший урожай, приплод у коз и всеобщее счастье!

Дальше шишка завопила что-то вроде: «Харя!» – и зрители поддержали ее так, что Арс едва не оглох.