Ее взгляд стал внимательным, будто водяница пыталась разглядеть, не шучу ли я.

— Тогда понятна твоя привязанность к зеркалам.

— Поясни.

Я сделала несколько пробных шагов по комнате, огибая туалетный столик, и подошла к окну. Огромная луна нависала над зубчатой стеной замка.

— Раз ты такая поклонница красоты, на свое отражение ты должна смотреть ежесекундно. Не понимаешь? — Агнешка серебристо рассмеялась. — Мы в университете с девушками спорили, кто ты, донья Ягг, — задавака или дурочка. Не может ведь женщина не осознавать всей своей силы. Или может?

Я пожала плечами, не оборачиваясь. Силуэт стражника медленно двигался вдоль стены.

— Интересно, в паляссо дель Акватико подземные ходы есть? Не может не быть — песчаник порода ноздреватая, всяким изменениям подверженная. Вон за той стеной — в скалах — должен быть удобный проход к морю. Потому что где море, там и лодки. А где лодки — там контрабандисты, людишки морской удачи…

— Ты уходишь от разговора! Не хочешь говорить о своей красоте? Смущаешься?

Я провела рукой по слюдяным стеклышкам.

— Глупости все это, донья Брошкешевич, пустое…

— Ну почему же. Женская прелесть — это тоже оружие. Многие войны в древности происходили из-за женщин. Из-за красивых женщин.

— Нет, — горячо возразила я. — Это уже потом менестрели да сказители историю приукрасили. Потому что народу приятнее думать, что не на жажде власти да выгоде все держится.

Агнешка опять расхохоталась.

— Девушка с разбитым сердцем! Это обида в тебе говорит. Тебе сейчас кажется, что ты всю грязь жизни постигла. Представляешься себе эдакой пресыщенной дамой. А на самом деле…

— Прошу тебя, перестань. Я не хочу это обсуждать!

От продолжения неприятного разговора меня спас слуга. В дверь постучали, и ливрейный господинчик пригласил нас следовать за ним. Я рванула к выходу, как лошадь к водопою.

— А на самом деле из-за таких, как ты, Лутеция Ягг, войны и случаются! — оставила за собой последнее слово Агнешка. — И когда в следующий раз задашься вопросом, зачем Влад Дракон примчался в Элорию, просто посмотри в зеркало!

Как хорошо, что можно было сделать вид, что я ничего не слышала. С очень прямой спиной я неслась по коридору, поминутно оборачиваясь и подгоняя гневными взглядами запыхавшегося слугу.

Что там у нас по плану — короткая беседа с доном Акватико или ужин? Есть хотелось очень, но еще больше хотелось, чтобы разговор с грандом воды был уже позади.

— В какую залу вы ведете нас, уважаемый? — обернулась я, резко остановившись.

Слуга обогнул меня по малой дуге и прислонился к стенке. — Ох, и горазды вы, донья, бегать!

Я переждала, пока он восстановит дыхание, и повторила вопрос.

— Дон Акватико ждет вас в кабинете.

Я разочарованно поплелась дальше. Три корочки хлеба и водица, а лучше — сыр, виноград, бокал охлажденного вина.

— Донья дель Терра и донья Брош… — сообщил слуга в приоткрытую дверь.

Я оттерла его плечом, избавив тем самым от позора, — выговорить заковыристое прозвание ляшской водяницы не каждому было под силу, и юркнула в кабинет.

За дверью была квадратная небольшая комната, выдержанная в спокойных коричнево-золотистых тонах. Стены украшали тканые гобеленовые шпалеры в окантовке из полированного ореха, у окна — громадный письменный стол с креслом. В кресле восседал благородный дон самой разбойничьей наружности. Наверняка любезнейший ди Сааведра лет через сорок превратится в такого вот лихого старикашку — с хохолком снежно-белых волос, задорно торчащими усами и хитрым взглядом абсолютно желтых тигриных глаз. Одет благородный дон был вовсе не для официального приема. Ни плоеного воротника, ни бархатных буфов на костлявых плечах. Все просто и очень по-домашнему — атласный халат поверх белой сорочки.

— Добро пожаловать, красавицы.

Взгляд желтых глаз перебегал с меня на стоящую чуть позади Агнешку и ощутимо теплел. Слово «красавицы» их обладатель выговорил с таким придыханием, что заставил на секундочку усомниться в своем преклонном возрасте. А папаша-то у нашего алькальда тот еще шалунишка!

— Вы, наверное, голодны? Альфонсито конечно же не догадался вас угостить. Я отдам распоряжения.

И, игнорируя стоящий на письменном столе серебряный колокольчик для вызова прислуги, дон резвой гончей выскочил в коридор. Промедли он еще хоть мгновение, мы успели бы возразить, покраснеть, заверить, что ни капельки не голодны, и проделать еще десяток положенных в таких ситуациях глупостей. Но дверь захлопнулась, а мы с доньей Брошкешевич остались стоять соляными столбами в центре ворсистого охряного ковра. — Быстро! — скомандовала Агнешка. — Я на страже постою, а ты просмотри документы!

Точеный подбородок водяницы указывал в направлении письменного стола.

— Ты ополоумела, что ли?

— Он специально нас здесь оставил. Как по нотам все разыграл. Там что-то такое быть должно, что тебе обязательно увидеть надо.

— Не буду! Стыд-то какой!

— Стыдно, когда видно! Не хочешь — я сама. — Агнешка решительно отодвинула кресло и склонилась над какими-то бумагами. Я отвернулась, всем обликом демонстрируя неучастие, но на дверь все-таки посматривала. — Та-ак, — шуршала документами княжна. — Пока ничего необычного. Благословление на ваш с алькальдом брак от грандов земли, грандов воды, целая тетрадь непонятных закорючек…

— Дай посмотреть, — не выдержала я. — Это хинский. Язык то есть. А текст — что-то вроде предсказаний. У хинских мудрецов такие штуки в соответствии с движением небесных тел составляются.

— Ты понимаешь, что там написано? — восхитилась водяница.

— А то! Это же простецкий мандаринский диалект, на нем купцы дела свои ведут.

— Торгашка!

— Не надо завидовать. Меня этому языку еще бабуля в детстве обучала.

— Тогда ладно. А что предсказывают?

— Ничего особенного. Небо, оно свою волю очень обтекаемо формулирует, типа — «Сильная черта на втором месте. Появившийся дракон находится на поле. Благоприятна встреча с великим человеком»[1].

— И что бы это значило?

— Некто встретит важного в своей жизни человека. То есть, например, идешь ты на экзамен, а по дороге какая-нибудь служанка масло на лестнице разлила. Ты поскальзываешься…

— А потом у медичек, поломанные конечности баюкая, думаешь: какая важная служанка в моей жизни появилась, можно сказать — судьбоносная! — в голос заржала Агнешка.

— Тихо ты! — шикнула я, продолжая читать. — «Сильная черта на третьем месте. Благородный человек до конца дня непрерывно созидает. Вечером он бдителен. Опасность. Но хулы не будет».