Грузовики возмущенно заревели сигналами.

«Фольксваген» тоже!

Полицейские оглянулись, но ничего такого криминального не заметили. Машины неслись по автобану, словно они составляли единый монолит!

— Ты что творишь?! — свирепо рявкнул водитель.

Но пассажир продолжал выворачивать руль, другой рукой шаря по ремню, чтобы отстегнуть его и, отстегнув, освободиться и вцепиться в глотку врагу. Но отстегнуть ремень не мог, так как тот предусмотрительно был заклинен в защелке.

Полковник Городец рвал на себя руль, водитель с большим трудом удерживал машину, не имея возможности даже затормозить, потому что сзади напирал пятнадцатитонный ревущий грузовик.

— Убери руку!..

— Дурак — они все равно тебя возьмут! Лучше сам сдайся! — совершенно трезвым голосом вопил пассажир.

Но водитель с ним больше разговоров не говорил — хватил правой рукой по шее, отчего тот обмяк и осел в кресле.

Микроавтобус выровнялся…

И сдал к обочине.

Все — довольно гуманизма!.. На запястьях пассажира, завернутых за спину, защелкнулись наручники. И был он усажен на собственные руки, так, чтобы завонять их своим мощным торсом. И притянут к спинке сиденья привязными ремнями.

Вот так — теперь никуда не денется!..

Но как он играл!.. Как убедительно изображал пьяного!

Непростительный прокол!

Водителю было тошно — не от того, что он только что чуть не попал в аварию, а потому что расслабился поверил в чужую игру, подставился. Он — профессионал!

Не прост оказался «клиент» и фанатичен, коли жизнь свою на кон поставил! Впредь надо держать с ним ухо востро!..

Э-эх!.. Да кабы в нем было дело — кабы в пассажире!

А, впрочем, и в нем!

Катит по дорогам Германии черный микроавтобус, за рулем которого сидит Карл Маркс. Который хоть и башковит, но все же — дал маху. Да не в марксизме с последующим ленинизмом, а в том, что счел себя хитрее всех, как тот колобок из сказки, что от бабушки ушел, и от дедушки, и от медведя даже. И катится сам собой довольный… прямо в пасть лисе!

Сам — катится!..

Вот летит вертолет. Над страной Германией. Не абы как летит — разрешенным воздушным коридором, вдоль автобанов. Отсюда, с высоты, управлять движением легче, вот и пересадили полицейских на винтокрылые машины.

Рубит вертолет лопастями ночную темноту неба, а кажется, будто неподвижно висит, потому что земли не видно — только цепочки огней, которые текут внизу! сливаясь, расходясь, образуя на заправках и стоянках небольшие огненные озерца.

Красиво — черт побери!

Но им не до красот.

Второй час в небе! Пилот сосредоточен, стараясь выдерживать маршрут строго вдоль автобана, вписываясь во все его повороты.

Вот два огненных потока внизу сошлись вместе, переплелись полукружьями развязок, напоминающих сверху гигантские цветки.

— Куда? — спрашивает взглядом пилот.

— Туда! — указывает человек в наушниках, выбирая направление.

И ведь угадал, паршивец!

Встрепенулся!..

— Есть сигнал!

Слабенький, еле слышный, но сигнал!

Где-то там, внизу, в потоке, несется машина, в которой работает вшитый в одежду микрофон. В наушниках ничего не слышно — только какой-то ровный гул. Но это не помехи — это рокот работающего двигателя!

Затих!..

Снова появился!..

— Туда! — показывает человек в наушниках, уточняя направление.

Пилот закладывает вираж, и полицейский вертолет, проскакивая перекресток, несется вдоль автобана над потоком текущих в бесконечность машин.

— Ну что? — взглядом спрашивает пилот, потому что голосом без толку, все равно ничего не услышать.

— Отлично! — вскидывает вверх большой палец человек в наушниках, радостно улыбаясь.

Сигнал проходит ясно, устойчиво.

Машет пальцем вниз — мол, снижайся.

Пилот кивнул, завалил машину к земле…

В наушниках отчетливо ревет движок, и кажется даже, слышен гул проезжающих мимо автомобилей.

— Небо-семь вызывает Землю-два.

— Земля-два на приеме.

— Есть сигнал! Кажется, мы нашли его!..

— Где вы находитесь?

— В сороковом квадрате.

Где это?..

Отлично!

— Сопровождайте сигнал десять минут, мы высылаем на перехват машину.

Какую бы — из тех, что ближе?

— Двадцать пятый?.. Слышишь меня?..

Где вы находитесь?

— В сорок третьем квадрате.

Да, верно, сорок третий ближе всего!

— Немедленно перемещайтесь в сороковой квадрат. Выйдете на связь с Небом-семь, они вас сориентируют по месту.

Как поняли?

— Понял. Выполняю!

Вот и закрутилась погоня — затявкали взявшие след борзые, пошли по запаху, потянулись к чащобе загонщики, крутя трещотки. Скоро некуда будет деваться матерому, скоро лежать ему бездыханному, истекающему кровью на траве.

Пропал матерый, хоть о том еще не знает! Хоть несется стремглав, продираясь сквозь кусты, думая, что оторвался, что ушел, что спасен!..

Рубит ночную темноту невидимыми лопастями вертолет, летит, приседает к земле, будто вынюхивает чего — в точности борзая, разве что в азарте погони не гавкает!..

Ату!.. Ату его!..

Что это?.. Что за звук, которого раньше не было? Будто стрекот?.. Вертолет?

Да, верно — он! Стрекочет, мелькает во тьме бортовыми огнями, летит почти над самым автобаном. Чего он тут разлетался? Ночью-то?.. Богато, видно, живет Германия, коли ее гаишники пересели на малую авиацию!

Ну да черт с ним — пусть себе летит! Лишь бы не по его душу. Но — не по его — откуда им знать, где он теперь находится?.. А правил он не нарушает…

Несется во тьме не бросающийся в глаза микроавтобус, который ведет невзрачный на вид немец, везущий пьяного в дым приятеля. Будто бы домой.

А ведь и верно — домой!..

Все тихо и спокойно — мерно урчит двигатель, сопит перебравший лишнего пассажир. А отчего-то все же тревожно!.. Зудит то место, на котором он сидит. Которое — вещун!..

Глянуть, что ли?

Раз фары.

Два.

Три.

Четыре…

Дальше ничего уже не видно, дальше — темнота.