Шеф-редактор Хутрила скрестил руки, закрыл глаза и сделал три медленных и равномерных вдоха и выдоха. Он выгнулся назад, казалось, что он на занятиях по йоге. Я успел рассказать ему все, что считал нужным, и высказал пожелание. Хутрила открыл глаза.

– Нужно время?

– Да.

– Ты ведь понимаешь, что другие успеют выжать из этого все, общипать, так сказать, под ноль!

– Они выжмут и общиплют то, что смогут, – ответил я. – Ни больше, ни меньше. Но у нас больше, чем у них, точнее, будет больше. Это и есть наш угол зрения, то, что отличает нас от других. Пускай остальные готовят почву и рассказывают о событиях на общем уровне, а когда тема будет всем знакома, нам станет проще нырнуть в самую суть. У нас будет то, о чем другие не могут даже мечтать.

– Ты уверен?

В редакцию я приехал на автобусе. Всходило солнце, город приобретал четкость и тогда я принял решение.

– Уверен стопроцентно.

– Вспомни, когда ты уезжал в командировку, мы договорились, что статья будет у меня на столе после твоего возвращения.

– Ситуация усложняется.

Хутрила задумался.

– Ты то и дело просишь отсрочки, просишь перевода в другой отдел, просишь отмены перевода, тратишь редакционные ресурсы и возвращаешься сюда без материала. Что опять?

– А то, что у меня завтра в девять утра крайний срок сдачи статьи.

Хутрила опустил руки так медленно, что я подумал, что он действительно занят йогой.

– Так, это первая разумная мысль, которую я от тебя слышу за последнее время.

6

Еще один. Он сложный самый. Сложный, потому что последний.

На этой стадии риск достигает максимума, и Эмиль хорошо знал это. Множество раз ему приходилось констатировать, как на последних метрах люди утрачивают сноровку, они впадают в убаюкивающее ощущение собственной защищенности. Это такое слишком человеческое, такое понятное чувство.

С каждым из нас такое случается.

Вот уже виден финиш, он кажется достигнутым, и человек начинает жить жизнью за финишной чертой. Он начинает представлять, что последние метры можно дотянуть на старых дрожжах, он начинает наслаждаться пейзажем вокруг и строить планы на будущее. Он видит, как наслаждается тем-то, занимается этим-то – все это не отягощено заботами. Рука его уже мысленно сжимает победный кубок, взгляд прикован к пьедесталу почета.

Человеку кажется, что между ним и финишем совсем ничего не осталось.

Но там как раз-таки все и осталось.

7

Я перетащил все коробки с материалами Лехтинена в совещательную и закрыл дверь на ключ. Распределил бумаги, записные книжки и газеты по стопкам. Первая оказалась самой высокой – с нее и начнем. Просмотрел каждый документ уже новым взглядом, делая параллельно записи. Хотел найти то, на что раньше не обратил внимания. Как я и сказал Хутрила, остальные газеты начнут писать о только что случившемся и о том, что может еще случиться, а это создаст хорошую основу для моего материала, для рассказа о действительных событиях. Позвонил в лабораторию.

Попросил секретаря соединить с лабораторией. Сусанна Салмела сказала, что результаты пока не пришли. Я спросил, может ли она сделать заключение прямо сейчас, исходя из своего опыта. Возникла пауза, затем Сусанна сказала, что в науке гадать нельзя, что они дают ответы только по результатам точных измерений. Согласился и попросил ее перезвонить мне сразу, как только результаты будут получены. Когда я уже был готов завершить разговор, то она вдруг спросила что-то. Не расслышал и попросил ее повторить.

– Вы действительно использовали эту воду в хозяйстве?

Через два часа сходил за едой в забегаловку напротив. Взял двойной гамбургер с картошкой фри, запихал все это в рот и проглотил. Теперь – лехтиненские вырезки из газет. Изучил каждую, в некоторые статьи вчитался. Наконец – записные книжки. Первой открыл старомодную тетрадь в клеенчатой обложке.

Страницы были испещрены пометками, сделанными рукой Лехтинена. Да, я открывал ее и раньше и тогда просто перелистывал прикрепленные к страницам листки. Ну не утруждал я себя раскрытием скрепок. Сейчас подумал, что у него, пожалуй, были особые причины, чтобы взяться за степлер.

А нужно было. Это оказались распечатки электронной почты, но не те, что были получены самим Лехтиненом. Отправителями и адресатами числились Гиорги Себрински, Киммо Картио, Ханну Валтонен, Алан Стилсон и Матти Мали – внутренняя переписка членов совета директоров компании «Финн Майнинг».

Надо сходить за чем-нибудь подходящим для открывания скрепок.

– Ты знаешь, я немного разочарована тем, что ты так и не сделал статью о тверке, – сказала Танья Корхонен и протянула хищно выглядящую маленькую металлическую штуковину. – Тверк – это то, что сейчас на волне.

Вернулся обратно. Начал раскрывать скрепки и параллельно перечитывать лехтиненские пометки: они никак не были связаны с распечатками, вероятно, он сделал это нарочно. Наконец, все листки были передо мной на столе.

Через полчаса сходил за ноутом. Нашел всю доступную информацию, заказал все возможные документы касательно компании: выписку из единого торгового реестра, уведомление о задержке выплат, финансовые отчеты, отчеты по ответственным лицам. Распечатал. Удостоверился, что все совпадает по времени. Взял одну из распечаток электронной переписки и проверил, что в ней именно то, что я предполагал. Набрал номер Марьо Харьюкангас и, прежде всего, извинился за то, что беспокою ее повторно.

Услышав двусложный ответ, поблагодарил и повесил трубку.

8

Небо сверкало синевой. Скопившийся за ночь на подоконнике снег искрился подобно мириаде крохотных зеркал. Он уже одевался, но потом подошел к окну и оперся на проем. Ладони ощутили холодный камень стены и сквозящий из окна воздух.

Он посмотрел вниз во двор, где ползали и катались с горки дети. Один из них доехал до тротуара: пластмасса захрустела на гравии и санки встали, будто упершись в стену. Ему не хотелось видеть в этом предзнаменования, но именно таким все выглядело.

Ему дали крайний срок. Ему всегда нравилось это словосочетание. Оно говорило о том, чем он занимается, что есть работа вообще, но больше всего ему нравился его смысл. Лучшими в его в жизни всегда были графики и временные рамки, и крайний срок позволял начать работать, снимал оковы нерешительности, помогал сосредоточиться и сконцентрироваться. Ведь когда все в подвешенном состоянии и неопределенности, ничто никогда не будет закончено – подходящего времени никогда не найти, его никогда не будет. Так что он должен быть удовлетворен, потому что все шло, как и должно было идти. Тем не менее…

Напрасно искать ответы вовне, искать извне.

Мир не изменился ни на йоту.

Он изменился.

Он постоял еще немного у окна и начал одеваться: надел лыжный костюм поверх термобелья, взял сумку и проверил, что в ней, кроме солнечных очков, лыжной мази и энергетического батончика, лежит ключ.