— Понял тебя, Тигр–1!

— Хорошо. Ударил, отвлек и делай ноги!

— Понятно. А ты куда? — спросил он.

— Да есть тут одна задумка. Попробуем под землей прорваться.

— Не понял тебя, командир?! — удивился Пестрый.

— Не важно… Главное — нас не жди, уходи сразу, курс — на точку возврата. Если повезет, там и встретимся… Всё, поехали, начинаем ровно через три минуты по бортовым хронометрам!

— Есть! Удачи тебе, Кир! Всем удачи! Даст бог — свидимся еще…

— И тебе удачи, Ивица! — пожелал я.

Кто знает, может, и правда свидимся? Чего только на белом свете не случается!

* * *

Пестрый со своими бойцами сработали четко. Атаковал, как договорились, нашумел, прогремел, словом, поднял такую бучу, что и на самом деле стало похоже — нам на подмогу движется целое подразделение. Выстреливая остатки ракет, он даже ухитрился подбить один из танков, что из «рэкса», да еще на такой дистанции, не так легко.

Полностью обмануть казачков, впрочем, не удалось. Это была первая натяжка в нашем плане, что они окажутся совсем уж лопоухими. Полагаю, они насторожились, как только засекли кодированные сигналы наших с Пестрым переговоров. Три танка и часть пехоты действительно развернулись в ожидании атаки с фланга после первых же выстрелов. Но два оставшихся по — прежнему держали нашу площадку под прицелом.

Я тоже совершил одну ошибку… Точнее, ошибкой это не назовешь, просто сначала у меня промелькнула мысль приказать Щуке, Цезарю и Рваному первыми стартовать к пещере. У первых, казалось мне, больше шансов проскочить, сработает пресловутый эффект неожиданности. Но я тут же мысленно одернул себя, что получается какое — то кумовство — своих первыми. Не дело это!

Разозлившись на себя и на все подряд, я приказал первыми стартовать другим. Именно они приняли на себя самые прицельные залпы, буквально размазавшие по камням скорлупу брони.

Как раз последние и проскочили за дымом и пылевыми облаками. Действительно, кто возьмется определить, где опаснее на линии обстрела — слева или справа?..

В итоге до пещеры нас добралось шестеро. Капуста, Цезарь, Щука, Педофил, Рваный и я — именно в такой последовательности.

Удалось ли Пестрому на этот раз оторваться и уйти в горы, я не видел, не успел заметить. Впереди меня взорвалась чья — то броня, казачки попали точно, и все забрало оказалось забрызгано кровью так густо, словно мне прямо в лицо плеснули ведро буро — красной краски. Я инстинктивно дернул головой, славировал и чуть не проскочил мимо цели.

Странно, снизу, с террасы, я отчетливо видел темный провал пещеры, а оказался поблизости — и даже удивительно, какой он маленький и незаметный, успел подумать я…

На лету выпустив в сторону казаков своего оставшегося «телепузика», я последним ввалился в пещеру, просто кожей, шестым подсознательным чувством ощущая, как вслед мне летит что — то сильно взрывчатое…

И точно, едва я успел откатиться внутрь, как возле входа бабахнули, по меньшей мере, два разрывных. И еще, и еще!

Сами скалы, мне показалось, задрожали и начали рушиться, не выдерживая такого бешеного огня!

Вжавшись в камни, карабкаясь куда — то в сплошной пыли и дыму, я уже не понимал, где я и что со мной. Живой? Невредимый? Или меня уже завалило, засыпало грохочущими глыбами, и это мне только кажется, что я карабкаюсь…

Потом все стихло. Я попытался зажечь прожектора брони, и это удалось, как ни странно. Мощные лучи отчетливо высветили пол, потолок, стены и густую пылевую взвесь, все еще висящую в воздухе…

Вот провала наружу больше не было за спиной. Похоже, мы теперь еще и замурованы!

— Ну что, соколы — орелики, кто жив, а кто нет, признавайтесь? — услышал я голос Рваного и не сразу понял, что это он…

* * *

Только потом, много времени спустя, я узнал, что мы угодили в так называемые Гнилые пещеры, место, которое пользовалось среди поселенцев Казачка самой нехорошей славой с примесью мистических слухов и суеверий. Первое время после начала освоения сюда лазили многие, но возвращалось гораздо меньше.

Разные слухи ходили на Казачке о Гнилых пещерах. Говорили о подземных реках, что неожиданно заполняли ответвления пещер и так же внезапно уходили, о гуляющих гейзерах, скрытых извержениях и прочей подземной тектонической активности. Говорили о скрывшейся под землей исконной фауне Казачка, чьи зубы и когти дадут фору виброножам, говорили даже о духах, привидениях и подземных демонах, стражах планеты, для которых человечье мясо, в силу своей инопланетности, является желанным и изысканным лакомством. О пришельцах, свивших гнездо на глубине, тоже, по — моему, говорили, как без этого, это тоже уже фольклор…

Словом, в этот фольклорно — геологический компот мы и угодили со всего маху. Я представляю себе, как злорадно ухмылялись казаки — наводчики, вкладывая точные серии бронебойно — прожигающих снарядов в естественные трещины скал и обрушивая за нами вход… Обрушили, посмеялись между собой и на том успокоились. Решили, что если нам удастся ускользнуть от падающих глыб, то из пещер все равно не выбраться. Системы жизнеобеспечения брони выработают свой ресурс — и каюк. По сути, несколько вражеских пехотинцев, сунувшихся в глубину таинственных подземелий, были не самой главной заботой казачьих сотен планетарной обороны…

К счастью, мы всего этого не знали. На наших картах наличие пещер было отмечено до крайности неотчетливо, даже без названия, поэтому никакого мистического трепета перед загадочным местом мы не испытывали. Наоборот, появилось веселое, легкое, даже игривое настроение, некое интуитивное, шкурное облегчение, когда ты вырвался, избежал, извернулся между зубами Костлявой Старухи… Подсчет потерь, воспоминание о погибших, элементарная тряска отходняка — все это начинается потом, а первое чувство — обычное облегчение…

Вырвались! Оторвались! Живы!..

Отойдя от заваленного входа на пару километров, мы устроили большой привал, даже выпили немного по такому случаю. У Педофила в отделении для кассет боезапаса очень кстати оказалась резиновая фляжка со спиртом. Интендант — это не профессия, это характер…

Он оказался неплохим мужиком и хорошим солдатом, наш Педофил, если отвлечься от его маниакальной идеи растлевать все сопливо — пищащее в детских колготках. Мне, собственно, до его сексуальных пристрастий дела не было, я не председатель трибунала, чтобы всех судить, и не мессия, чтобы оправдать каждого. Воевал он хорошо, умело, разумно… Здесь и сейчас! А «завтра» — или «вообще» в нашем положении вполне свободно может и не случиться, во время боевых действий эти понятия становятся до крайности отвлеченными…

Спирт хорошо обжег горло, ударил по мозгам с безотказностью ручного молота. Скажу откровенно, вся эта военно — медицинская химия, все эти боекоктейли, что подруга — броня услужливо впрыскивает тебе под кожу, — взбадривают, расслабляют, мобилизуют, обезболивают, работают, другими словами, неплохо, но старик — алкоголь до сих пор стоит на особом месте среди многочисленных видов кайфа. Есть в нем нечто особенное, исконное, родное и близкое, что не заменить никакой химией или наркотой. Я понимаю, что это высказывание не в духе минздравовской политики всеобщего здоровья с бесконечными резиновыми улыбками, накачанными сезонными курсами антидепрессантов, зато — правда жизни…