— И кто же это был?

— Хесус Аларкон, — ответил Фернандо. — Никогда про него раньше не слышал. Новый вождь «Фуэрса Андалусия».

— Что он вам сказал?

— Он ничего не говорил. Он слушал. И я не заметил рядом ни одной камеры.

Небо над старым городом сгустилось до лиловости — как побледневшая было кожа вокруг свежей раны, начинающей по-настоящему болеть. Фалькон вел машину автоматически, его мысли были сосредоточены на неразрешимой проблеме: взрывается бомба, убивает, калечит, разрушает. После того как осядет пыль и уберут трупы, остается немыслимое политическое и социальное смятение, когда на поверхность выплескиваются эмоции и, подобно тому как ветер шевелит податливую траву равнин, то или иное влияние может направить умы людей в ту или иную сторону, превратив их из тех, кто мирно-потягивает пиво, в тех, кто яростно колотит себя кулаками в грудь.

Три человека из СНИ ожидали Фалькона возле его дома на улице Байлен. Он припарковал автомобиль перед дубовыми дверями. Все они пожали ему руку и направились вслед за ним в патио, которое выглядело в эти дни несколько запущенным: Энкарнасьон, экономка, была уже не так сноровиста, как раньше, а у Фалькона не было денег на ремонт. И вообще он привык получать удовольствие от того, что окружающее домашнее пространство делается все более обшарпанным.

Он расставил вокруг мраморного стола в патио несколько кресел, волоча их по полу, и на какое-то время оставил людей из СНИ слушать журчание воды в фонтане. Вернулся он с холодным пивом, маслинами, каперсами, маринованным чесноком, хрустящим картофелем, хлебом, сыром и хамоном. Они поели, попили, поговорили о шансах испанской сборной на чемпионате мира в Германии: вечно одно и то же — команда, состоящая из гениальных игроков, и надежды, которые никогда не сбываются.

— Вы понимаете, почему мы захотели с вами поговорить? — спросил Пабло, который казался теперь более расслабленным, не таким неусыпным наблюдателем.

— Это имеет отношение к моим марокканским связям, как мне сказали.

— Вы представляете для нас большой интерес, — сообщил Пабло. — Не станем скрывать, мы уже довольно долго за вами следим.

— Я не уверен, что у меня сейчас подходящее мировоззрение для работы в секретных службах. Если бы вы предложили мне это пять лет назад, тогда, может быть, вы бы нашли во мне идеального кандидата…

— А что такое, по-вашему, идеальный кандидат? — поинтересовался Хуан.

— Человек, который уже многое скрывает от мира, от семьи, от жены и от себя. Несколько государственных тайн в придачу не станут для него большим бременем.

— Мы не хотим делать из вас шпиона, — заметил Хуан.

— Вы хотите, чтобы я обманывал?

— Нет, мы считаем, что обман при данных обстоятельствах — очень плохой путь.

— Вы лучше поймете, чего мы хотим, когда ответите на несколько вопросов, — вклинился Пабло, перехватывая у шефа инициативу.

— Только не слишком сложных, — попросил Фалькон. — У меня был длинный день.

— Расскажите нам, как получилось так, что вы познакомились с Якобом Диури.

— Это займет некоторое время, — предупредил Фалькон.

— Мы никуда не спешим, — заверил его Пабло.

Словно по какому-то условному знаку, Хуан и Грегорио откинулись на спинки кресел, вытащили сигареты и закурили. В подобных случаях, после долгого дня, потребив некоторое количество пива и пищи, Фалькон начинал сожалеть, что бросил курить.

— Вы наверняка знаете, что чуть больше пяти лет назад, двенадцатого апреля две тысячи первого, я проводил расследование жестокого убийства одного предпринимателя, ставшего ресторатором. Его звали Рауль Хименес.

— У вас профессиональная полицейская память на даты, — отметил Хуан.

— Когда я умру, вы увидите, что эта дата выжжена в моем сердце, — произнес Фалькон. — К работе в полиции это не имеет отношения.

— Эта дата оказала большое влияние на вашу жизнь? — спросил Пабло.

Фалькон сделал еще один большой укрепляющий глоток «крускампо».[44]

— Эту историю знает вся Испания. О ней несколько недель трубили газеты, — ответил Фалькон, испытывая некоторое раздражение от демонстративного неведения, с которым они задавали свои вопросы.

— Нас тогда не было в Испании, — пояснил Хуан. — Мы ознакомились с материалами, но выслушать рассказ из первых уст — совсем другое дело.

— Я изучал прошлое Рауля Хименеса и установил, что он знал моего отца, художника Франсиско Фалькона. В Танжере они вместе создали бизнес, связанный с контрабандой, и занимались этими делами во время и после Второй мировой. Благодаря этому они смогли встать на ноги и обзавестись семьями, а Франсиско Фалькон к тому же сумел начать процесс превращения в художника.

— А Рауль Хименес? — спросил Пабло. — Кажется, он познакомился со своей будущей женой, когда она была очень молодой?

— У Рауля Хименеса была нездоровая тяга к молоденьким девушкам, — сказал Фалькон и сделал глубокий вдох: он знал, к чему они клонят. — В те годы в Танжере и Андалузии не было так уж необычно, чтобы девушка выходила замуж в тринадцать лет, но ее родители попросили Рауля подождать, пока ей не исполнится семнадцать. Потом у Рауля и его жены родилось двое детей, но роды были трудными, и врач посоветовал его жене больше не заводить детей.

В пятидесятые годы, во время борьбы за независимость Марокко, Рауль познакомился с предпринимателем Абдуллой Диури, у которого была молодая дочь. У Рауля был секс с этой девушкой и, насколько я знаю, она даже забеременела. Все было бы в порядке, если бы он, что называется, поступил как честный человек и женился на девушке. В мусульманском обществе он бы мог просто взять себе вторую жену — и все. Но для католика такое невозможно. Возникло и еще одно затруднение: несмотря на рекомендации врача, его жена забеременела в третий раз.

В конце концов Рауль предпочел поступить трусливо и бежал вместе со своей семьей. Когда Абдулла Диури об этом узнал, он впал в ярость и написал письмо Франсиско Фалькону, в котором рассказал о предательстве Рауля и выразил свою решимость отомстить. Это желание он осуществил пять лет спустя.

Третьего ребенка Рауля, мальчика Артуро, похитили, когда он возвращался домой из школы; дело было на юге Испании. Рауль Хименес отреагировал на эту чудовищную потерю так: он забыл о существовании ребенка. Это нанесло сокрушительный удар по его семье. Его жена покончила с собой, а его дети получили серьезную психическую травму, причем дочь — неизлечимую.

— Значит, именно эта печальная история побудила вас попытаться найти Артуро через тридцать семь лет после того, как он исчез? — спросил Пабло.

— Как вы знаете, расследуя убийство Рауля, я познакомился с его второй женой, Консуэло. Примерно через год после этого у нас начались близкие отношения. В этот период мы признались друг другу, что после убийства ее мужа и всего, что всплыло при его расследовании, нас обоих преследует мысль об исчезновении Артуро. Где-то у нас в душе постоянно обитал образ навсегда потерянного шестилетнего мальчика.