Риббентроп был крайне озабочен дальнейшим развитием отношений с Польшей. Он знал требования Гитлера насчет установления германской транспортной связи с Данцигом через польский коридор в Восточную Пруссию, а также включения этого города в рейх, против чего возражала Польша. Честолюбивым желанием Риббентропа было найти решение посредством нового двустороннего соглашения. Из Варшавы он вернулся в угнетенном состоянии. Переговоры с места не сдвинулись ни на шаг. По сему поводу Гитлер сказал, что соглашения с Пилсудским можно было бы достигнуть. Риббентроп же боялся теперь, что Англии удастся перетянуть Польшу на свою сторону. Поэтому он пришел к выводу: необходимо искать контакта с Москвой, чтобы оградить от английского влияния и Россию. Однако фюрер пока не дал понять, каковы его собственные взгляды и каким путем он желает идти. Германская общественность много говорила о «коридорном вопросе». Даже оппозиционные силы в рейхе симпатизировали той политике, которая имела целью уничтожение польского коридора. В данном отношении понимания было больше, чем насчет чешского вопроса.

Весьма важное значение имела речь Гитлера в Германском рейхстаге вечером 30 января. Центр тяжести ее лежал в подведении итогов 1938 г. Фюрер открыто говорил о своем выводе из политических событий минувшего года и о том, какие последствия из сего предвидит. Неприкрыто звучала его похвала Муссолини, которого он безмерно превозносил, между тем как Чемберлену и Даладье всего лишь высказал признательность за их роль в удаче Мюнхенского соглашения. И тут же подверг критике англичан и евреев.

Англичан Гитлер обвинял в» том, что они вмешались в дело, которое их совсем не касалось. Версальский мирный договор нарушен западными демократиями, поскольку сами они не разоружились, а Германии преградили путь к государству, обладающему правом на самоопределение, и потому он себя связанным этим договором больше не чувствует. Отсюда можно было без труда уловить намек на его будущие замыслы. Евреев же фюрер пожелал предостеречь: пусть не ввергают народы снова в мировую войну. А далее он произнес свою ставшую быстро широко известной и многократно обсуждавшуюся угрозу: «Результатом будет не большевизация всего земного шара и, таким образом, не победа еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе».

Из круга соратников фюрера его похвалы удостоились только Геринг и Риббентроп. Перейдя к внутренней политике, он предостерег церковь, а также упрекнул консервативные буржуазию и аристократию. «Остряки-елабаки» пусть знают: «Мужество, храбрость, оптимизм и жизнерадостное стремление к принятию решений – вот те предпосылки, которые необходимы для того, чтобы занимать любой публичный пост в национал-социалистическом государстве».

Едва ли какая-либо иная речь Гитлера вызвала повсюду такое обсуждение, как эта. Самая резкая оценка ее гласила: «Вся речь – одно сплошное объявление войны». Что касается внешней политики, подобные опасения я разделял. Из его предупреждений и предостережений англичанам и евреям нетрудно было заключить, что сам он стоит перед принятием новых, далеко идущих решений. Его угрозы церкви и «реакционерам» внутри рейха, а также требование создания нового руководящего слоя следовало понимать только во взаимосвязи с новыми планами фюрера. Удручающе действовало и то, что после успешного 1938 г. от Гитлера ожидали в рейхстаге торжества по случаю победы, а получили «объявление войны». Особенно угнетали меня внешнеполитические пассажи речи.

Однако обвинения по адресу «малодушных» – моих сотоварищей по военному сословию – я, напротив, считал оправданными. В словах Гитлера однозначно звучало раздражение по поводу его конфликтов с генералами сухопутных войск.

В связи со звучавшей в те месяцы критикой в адрес фюрера мне вспоминается один спор с моими сослуживцами, которых я знал еще по пребыванию в сухопутных войсках. Мы учили в школе и в вермахте, что Фридрих Великий, являвшийся примером для Гитлера, унаследовал от своего отца, «Солдатского короля» Фридриха I, образцовую армию с первоклассным в профессиональном и волевом отношении офицерским корпусом, которая стала основой для его победоносных походов. Наполеон был обязан своими крупными успехами созданной им армии с безоговорочно преданными ему маршалами. Рискнет ли Гитлер, спрашивали мы сами себя, начать войну, имея такие сухопутные войска, о которых ему заранее известно, что командование их ему не доверяет? Мы исключали это и делали отсюда вывод: прежде чем пойти на внешнеполитический риск, фюрер создаст надежные, боеспособные сухопутные войска.

Значительное внимание привлекли к себе организационные изменения в люфтваффе, произошедшие к 1 февраля 1939 г. Геринг приказал создать командования воздушных флотов: 1-й воздушный флот (командующий «Восток» – генерал Кессельринг), 2-й воздушный флот (командующий «Север» – генерал Фельми) и 3-й воздушный флот (командующий «Запад» – генерал Шперрле). Эта структура просуществовала почти всю войну. Иначе обстояло дело с реорганизацией имперского министерства авиации. Удет, возглавлявший с 8 июня 1936 г. его Техническое управление, теперь был назначен «генералмейстером самолетостроения». К его прежним задачам (конструирование и испытание авиационной техники и вооружения) Геринг добавил теперь снабжение и обеспечение. Удет, человек скорее творческий, чем канцелярист, стал, таким образом, начальником важнейшей отрасли люфтваффе, не имея для такой трудной должности необходимых качеств. Хотя безусловно подходящим для нее являлся Мильх, он назначен не был: Геринг не терпел возможных конкурентов ни рядом с собой, ни под собой. К тому же Мильха он просто не выносил. Собственные симпатии и антипатии Геринг ставил выше интересов дела. К тому же это были разные по своей сути и характеру люди.

Вторая примечательная перестановка в имперском министерстве авиации коснулась начальника генерального штаба люфтваффе. Как и давно ожидалось, Геринг доверил этот пост полковнику Ешоннеку, которому еще не исполнилось и 40 лет. Назначение это привлекло к себе внимание всего вермахта его «молодежным» возрастом. В генеральном штабе сухопутных войск чуть ли не с насмешкой о Ешоннеке говорили как о «Гитлерюгенд-фюрере» на таком ответственном посту. Герингу же нравился этот всегда подтянутый, бодрый и решительный офицер. Одним из побудительных мотивов для него при назначении Ешоннска служило то, что тот был, в отличие от прежних начальников генштаба люфтваффе, не старше, а на шесть лет моложе его самого. Другим соображением явился общеизвестный факт: плохие отношения между Мильхом и Ешоннеком. Значит, Герингу не приходилось бояться, что в его же собственной вотчине за его спиной будут действовать против него. Гитлер же в решения Геринга не вмешивался и принял изменения и реорганизацию в люфтваффе к сведению.

С назначением Ешоннека произошла перемена и в моей судьбе. В последнее время мне лишь весьма нерегулярно удавалось посещать занятия в Военно-воздушной академии в Гатове. Слишком много времени отнимали поездки туда и обратно. Поэтому Ешоннек предложил, чтобы я теперь числился непосредственно в его штабе, так сказать, «практикантом», а следовательно, принимал участие во всех совещаниях и был в курсе важнейших событий. Это улучшило мое личное и служебное положение, а также способствовало моему дальнейшему совершенствованию в военной области, что я очень ценил.