валуном, парящим в космосе. Сначала коротко вспыхнуло, а в следующий миг из астероида вырвался огромный огненный шар, который быстро расширялся, как будто внезапно вспыхнуло новое солнце, и пламя рвануло к нам. И когда казалось, что ад поглотит наш корабль, расширение замедлилось, пламя стало уменьшаться, а затем погасло. Перед нами вновь был астероид, и на его поверхности мы отчетливо видели след от взрыва двигателя — кратер диаметром не менее трех тысяч метров. Из астероида вылетали бесчисленные светящиеся точки — куски раскаленного вещества, выброшенного взрывом; один из них пронесся совсем рядом с кораблем. Компьютер определял новую траекторию астероида, и мы нервно ждали.

— Изменение траектории небесного тела осуществлено успешно. Оно не столкнется с Землей, а станет ее спутником на орбите с удалением 58 037 километров, — сообщил компьютер.

Мы с Эммой обнялись, донельзя счастливые тем, что наши действия увенчались успехом.

— Как ты думаешь, прокатчики взыщут с нас стоимость погубленного двигателя? — полушутя спросила Эмма.

— Неужели они осмелятся предъявлять претензии спасителям человечества? Кроме того, этот планетоид теперь является нашей полной собственностью. Добыча полезных ископаемых принесет нам миллиарды!

Счастливые и донельзя гордые тем, что спасли мир от гибели, мы запустили оставшийся двигатель и направились домой. По пути мы снова и снова вызывали Землю и все так же не получали ответов на наши сигналы. Естественно, мы снова встревожились и чем дальше, тем сильнее волновались, безуспешно пытаясь представить, что же там могло случиться.

Один двигатель не мог обеспечить хорошую скорость. Астероид быстро улетел от нас в сторону Земли и пропал из виду. Эмма, следившая за его движением по экрану, вдруг закричала:

— Земля! Боже мой! Посмотри на Землю!

Я посмотрел в иллюминатор, но с такого расстояния Земля представлялась лишь блестящим голубым шаром не больше бильярдного. Эмма ткнула пальцем в увеличенное изображение на экране. Я вгляделся в него и опешил: с континентами что-то было не так. Они изменились, их очертания совершенно не походили на те, что я знал с детства.

Мы обратились за помощью к компьютеру, и тот объяснил:

— Вы видите форму и распределение континентов конца мелового периода, в частности суперконтинент Гондвану.

— Что? Меловой период? А как… сколько лет назад он был?!

— Около 65 миллионов лет назад. Но ваш вопрос поставлен некорректно. Многие признаки указывают на то, что меловой период не «был», а есть сейчас.

Компьютер не ошибся. Мы поняли, почему на Земле стоит радиомолчание — человечества еще не существует.

В современную нам эпоху люди путешествуют между звезд, поскольку овладели технологией пространственно-временных скачков. Но с каждым таким прыжком образуется «червоточина», которая затем дрейфует в околоземном пространстве. И если корабль межпланетного назначения случайно наткнется на одну из них, его может в мгновение ока забросить на десятки тысяч световых лет от дома, а может перенести далеко вперед или назад во времени. Усовершенствование межзвездных кораблей позволило уйти от части опасностей, связанных с «червоточинами», и теперь они изменяли местоположение корабля только во времени; перемещения в пространстве не переходило. Вернуться через такую «червоточину» в нужное время было значительно легче. Если случайно угодил в такую, нужно всего лишь точно проследить свой маршрут и вернуться в обратную сторону точно в то мгновение, когда тебя унесло.

Вот и мы прошли сквозь такую временную дыру, сами того не заметив.

Такое случалось не раз, и корабли, перемещенные во времени, всегда благополучно возвращались. Среди них был корабль для добычи полезных ископаемых, оказавшийся в кембрийском периоде. Его космонавты увидели светящуюся темно-красным блеском Землю, еще не имеющую океанов, зато изобилующую реками и озерами раскаленной магмы.

А корабли, прыгнувшие вперед, никогда не возвращались, что породило в обществе оптимизм по части будущего.

Правительства государств Земли уделяли очень много внимания случайным прыжкам в прошлое. Для таких случаев был разработан строгий регламент — попавшие в «червоточину» должны были немедленно вернуться. Если же вернуться не удавалось из-за дрейфа дыры — вероятность этого была очень низка, но все же существовала, — следовало отлететь подальше от Земли и самоуничтожиться, чтобы исключить изменение земной истории.

— Боже! — воскликнула Эмма. — Что мы наделали!

У меня тоже стало погано на душе. Из спасителей мы превратились даже не в преступников, а в дьяволов.

— Не волнуйся, милая, — с деланой бодростью заявил я, — не каждое мелкое вмешательство влечет за собой «эффект бабочки».

— Мелкое вмешательство? Вряд ли наш поступок можно так назвать. — Она что-то вспомнила и обратилась к компьютеру: — Это действительно меловой период?

Компьютер ответил утвердительно. Мы оба понимали, что это значит. Мы отвели от Земли тот самый астероид, который погубил динозавров.

Мы долго молчали, а потом Эмма сказала:

— Давай возвращаться.

Мы быстро развернули корабль и направились обратным курсом по прежней траектории.

— И куда мы возвращаемся? — спросил я. — Прямиком под суд?

— Это был бы идеальный вариант. Если человечество все еще существует, пусть даже вместе с судьями, то и казнь будет не так уж страшна.

Я улыбнулся и покачал головой:

— Эмма, ты напрасно так тревожишься. Сама подумай — почему люди так преуспели по сравнению с другим видами? Почему не муравьи? Или дельфины, или другие животные? У них есть общественное устройство, есть разум… но по уровню цивилизаций они нам и в подметки не годятся. А ведь возможности для эволюции были справедливо и беспристрастно выданы всем видам.

— И почему же?

— Потому что человечество — это квинтэссенция всего живого, его пламенный дух. Космос выбрал нас. Посмотри, как далеко продвинулась наша цивилизация! Я уверен, что все обойдется, и у меня есть все основания для этой уверенности! Возможно, мир, в который мы вернемся, будет немного отличаться от того, который мы покинули, но человеческая цивилизация будет существовать!

Эмма тоже позволила себе слабо улыбнуться.

— Я и забыла, что ты веришь в теорию избранности человечества, — и добавила, перекрестившись: — Могу лишь надеяться на то, что ты прав.

* * *　

Когда проходишь через «червоточину», кажется, будто космос исчезает и вновь появляется. Происходит это очень быстро — пространство моргнуло, и все. Поэтому неудивительно, что мы не заметили первого прохождения. Как только мы выскочили в свое время, радиомолчание сменилось бурей электромагнитных сигналов, но первая радость почти сразу же сменилась разочарованием. Сигналы передавали только какое-то странное чириканье и уханье. Ни мы сами, ни компьютер не могли истолковать значение этих звуков. Мы буквально криком кричали, вызывая Землю, но не получали ответа. Конечно же, мы рассмотрели планету на экране, увидели привычные очертания континентов и с облегчением перевели дух. Если мы и породили «эффект