В связи с этим куда больше оснований для повышенного доверия имеет версия о том, что информатором Сэма Вудса был также и оберштурмбаннфюрер СС Рейнхард Шпитци. По происхождению австриец, выходец из семьи профессора — наставника последнего австрийского императора Карла. С 1931 г. член НСДАП. Участвовал в попытке нацистского переворота в Австрии в 1934 г., причастен к убийству ее канцлера Дольфуса. После провала переворота бежал в Германию, где вступил в СС и стал сотрудником Бюро Риббентропа — одного из ведущих подразделений центрального аппарата НСДАП, занимавшегося вопросами внешней политики. Когда Й. Риббентропа назначили послом Германии в Англии, Р. Шпитци стал его личным секретарем. В этом качестве Р. Шпитци являлся участником ряда крупнейших дипломатических акций Третьего рейха, в том числе и Мюнхенского сговора Запада с Гитлером. Из-за неприязненного отношения к нему жены Риббентропа Шпитци вынужден был в 1938 г. покинуть своего патрона (во всяком случае он всегда объяснял это именно так). С того же времени являлся сотрудником военной разведки Третьего рейха и выполнял личные конфиденциальные поручения шефа абвера адмирала Канариса, оставаясь при этом сотрудником разведки С.С. После ухода от Риббентропа по протекции бригадефюрера СС Веезенмайера Шпитци был устроен на работу в Бюро личного друга Риббентропа — Генри Манна. Г. Манн являлся представителем одного из крупнейших концернов США «Интернэшнл Телеграф энд Телефон» (ИТТ) в Берлине (одновременно Г. Манн представлял в Германии интересы ряда других крупных американских фирм). Р. Шпитци свободно владел английским, французским и итальянским языками. Учитывая весьма специфическую служебную биографию в Третьем рейхе и принимая во внимание патронаж высокопоставленных членов СС, Шпитци, несомненно, представлял серьезный интерес для разведки любого крупного государства, США в том числе. И едва ли действовавшие в те времена в основном под коммерческими прикрытиями американцы не обратили внимания на такой внезапно свалившийся им на голову ценный «подарок».

Почти категорическая уверенность в этом предстает еще более обоснованной, если учесть то обстоятельство, что концерн ИТТ отродясь отличался (и отличается!) ярко выраженной склонностью к разведывательной деятельности и всегда был связан с американскими спецслужбами. Прежде всего это было обусловлено реальной возможностью ИТТ контролировать телеграфную переписку и телефонные разговоры, в том числе международного характера. Да и основа для вербовки и даже «флаг» вербовки в этом случае были, что называется, едва ли не идеальными: американцы более всего склонны использовать материальную, особенно же финансовую, заинтересованность при вербовках агентуры, а в качестве «флага» вербовки — информационные потребности какой-либо крупной фирмы или банка. Все это, подчеркиваю, чуть ли не идеально вырисовывалось в случае с Р. Шпитци, когда по протекции бригадефюрера СС Веезенмайера он поступил на работу в Бюро Г. Манна. К тому же следует иметь в виду, что Р. Шпитци был австрийцем, а следовательно, не должен был испытывать каких-либо способных мучить совесть «истинного арийца» терзаний насчет предательства интересов Германии, тем более что и по характеру-то он был весьма ушлый малый. Так что работать с ним Сэму Вудсу было весьма с руки, ибо сам он являлся коммерческим атташе. Однако, судя по всему, вербовку Р. Шпитци осушествлял явно не он — дело в том, что С. Вудс не знал своего информатора в лицо, что для вербовщика исключается по определению (не исключено, что к его вербовке приложила руку британская разведка, пока Шпитци находился в Англии, но это всего лишь авторская гипотеза).

Информатор С. Вудса никогда не вступал с ним в беседы, их встречи всегда носили заранее оговоренный по графику характер, являлись моментальными, то есть происходил мгновенный обмен свернутыми в мини-трубочку сообщениями. К тому же такие встречи происходили в темных помещениях (как правило, в кинозалах во время сеансов), что по совокупности признаков с головой выдает то обстоятельство, что информатор сам был весьма опытным разведчиком, особо заботившимся о своей личной безопасности. То есть все складывается именно к тому, чтобы идентифицировать информатора С. Вудса в первую очередь именно с Р. Шпитци. При его-то связях в верхнем эшелоне власти нацистской Германии, особенно в руководстве СС, и обусловленной этим личной информированности о делах в рейхе и политике его высшего руководств добыть ту информцию, которая оказалась в руках С. Вудса, не представляло особого труда. К тому же Р. Шпитци хорошо знал и ценил рейхсфюрер СС Г. Гиммлер.

Для сравнения: занимавшие куда более низкое положение в иерархии Третьего рейха агенты советской военной разведки Альта, Ариец, разведки НКГБ — Корсиканец, Старшина и другие практически одновременно добыли аналогичную информацию.

В пользу вывода о Шпитци как об информаторе Вудса говорит, хотя и косвенно, также следующий факт. Последняя информация Вудса о плане «Барбаросса» поступила в Вашингтон накануне 20 марта 1941 г., ибо 20-го она уже была передана советскому послу К. Уманскому Далее идет обрыв связи, затем, в конце 1941 г., и США вступили в войну, что окончательно развело Вудса с его информатором. Дело в том, что весной 1941 г. Шпитци сломал ногу и весьма долго, полгода, лечился. Чем не причина для внезапного прерывания связи?! Особенно если учесть, что связь-то у них была по большей части односторонней. Информатор сам вызывал С. Вудса на срочные встречи, а их срочность, судя по опубликованным, хотя и очень скудным данным, была обусловлена жесткой ориентацией информатора на особо важную, глобального характера информацию. А статус Р. Шпитци и его возможности оправдывали такую ориентацию{193}.

Убедившись в достоверности добытой информации, Рузвельт распорядился ознакомить с материалами С. Вудса советского полпреда в Вашингтоне К. Уманского. Это было осуществлено 1 марта 1941 г. По указанию госсекретаря Корделла Хэлла его заместитель — Сэмнер Уэллес — передал эти материалы полпреду СССР в США К. Уманскому Причем, и это очень важно отметить, с указанием источника{194}. Одновременно и в тот же день 1 марта эта же информация была направлена американскому послу в Москве Лоуренсу Стейнхарду (иногда пишут Штейнгарт) для передачи тогдашнему главе советского правительства В.М. Молотову.

Естественно, что советский полпред, который одновременно являлся в тот период еще и главным резидентом советской внешней разведки в США, немедленно передал эту информацию в Москву, одновременно инициировав проверку этих сведений по разведывательным каналам советской внешней разведки в Америке.

Историческая справка. К глубокому сожалению, доступным оказался не весь текст телеграммы Уманского, а всего лишь некоторая, увы, не самая важная ее часть. Правда, из приводимого ниже текста видно, что Уманский получил информацию от американского правительства, но каково ее содержание в изложение самого Уманского, пока остается неизвестным. Тем не менее, в целях хотя бы минимального подтверждения самого упомянутого факта передачи информации, полагал бы целесообразным привести то, что удалось найти.

ИЗ ТЕЛЕГРАММЫ ПОЛПРЕДА СССР В США К.А. УМАНСКОГО НАРКОМУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М. МОЛОТОВУ. «1 марта 1941 г.: […] Уэллес сделал мне следующее заявление, предупредив, что Штейнгардту поручено заявить то же Вам: по конфиденциальным сведениям, имеющимся в распоряжении Американского правительства и в аутентичности которых у Американского правительства нет ни малейшего сомнения, германские военные планы заключаются в том, чтобы после достижения победы над Англией, несмотря на поддержку последней Соединенными Штатами, напасть на СССР, причем планы этого нападения разработаны германским командованием во всех деталях. Американское правительство учитывает, что Советское правительство, возможно, отнесется к этой информации с недоверием и будет рассматривать ее как пропаганду, интригу или неправду. Однако Американское правительство подчеркивает, что располагает не подлежащими сомнению доказательствами правдивости этой информации, которую оно передает Советскому правительству лишь потому, что считает, что те страны, которые отстаивают свою целостность и независимость перед лицом германских планов неограниченной агрессии, имеют моральное право на получение подобной информации и дружественное предупреждение. Для того, чтобы уменьшить возможные сомнения Советского правительства, он, Уэллес, добавляет, что информация не исходит из английских источников. Ответил Уэллесу, что сообщу Молотову о факте передачи мне этой информации, которая действительно, насколько я лично могу судить, не укладывается в общеизвестную картину международного положения. Независимо от нынешнего характера советско-германских отношений и даже если теоретически допустить, что кто-либо в Германии лелеет подобные планы, мне лично кажется, что Германское правительство не может не понимать обреченности таких планов, ввиду высокой оборонной мощи СССР, стратегические позиции и экономическая сила которого так значительно укрепились за последние годы, а в частности со времени начала нынешней войны. Я не имею права подвергать эту информацию той суровой оценке, которую он, Уэллес, оправдывал, но, естественно, приходят на память аналогичные утверждения и информации, циркулировавшие с тенденциозными целями до и после Мюнхена, что лишь привело к просчетам ряда правительств, внушавших себе мысль, что СССР может стать объектом безнаказанной агрессии. Но, конечно, я могу лишь поблагодарить за сообщение конфиденциальной информации Американского] правительства) и передам Молотову о мотивах, побудивших Американское правительство поделиться с нами этой информацией. Уэллес стал снова подчеркивать, что информация авторитетная и такого характера, что в ней невозможно сомневаться[…]»{195}.