В течение следующих пяти минут под возмущенные возгласы пассажиров из других концов вагона погранцы шерстили шмотки, вываливая их прямо на пол. После этого они обыскали всех четверых лично. С особым удовлетворением первый таможенник провел руками по исхудавшей фигурке Маринки. Максим дернулся было, но девушка просяще посмотрела на него, и Долгову пришлось сдержаться, чтобы не врезать наглецу по морде.

– Странно, – резюмировал наконец таможенник. – Первый раз наблюдаю столь подозрительную картину – сидит передо мной альбинос Фрунзик, и нет у него никакой контрабанды.

Соседние пассажиры заржали в голос.

Герасимов вскинул на ухмыляющегося таможенника красные глаза, которые от злости приобрели и вовсе багряный оттенок, и выцедил сквозь зубы:

– То есть обычно вы ловите альбиносов по имени Фрунзик с рюкзаком героина? По десять человек на дню?

Пассажиры чуть не свалились со своих полок. Юрка уронил голову на грудь в немом приступе хохота, а Маринка, хихикая, уткнулась в плечо Долгова.

Самодовольная ухмылка сползла с лица таможенника, и он рявкнул:

– А вот шуточки держи при себе, гражданин ф-ф-ф… Фрунзик.

Он развернулся и вышел в проход, чуть не отдавив лапы служебной псине…

Через десять минут поезд, поскрипывая на стрелках, выехал за пределы Москвы.

Отопления, конечно же, не было, титан возле купе проводника давно пустовал, за окном бесновался промозглый октябрьский ветер, сующий тонкие пальцы сквозняков во все щели. А в одном из тамбуров – под магниевой табличкой с надписью «Не курить!» – был пририсован издевательский смайлик.

* * *

Стемнело резко и неожиданно, как всегда бывает осенью. Свет в вагоне включили на треть мощности, поэтому стало вдвойне неуютно. Большинство пассажиров, укутавшись в одеяла, окуклились на своих полках и захрапели.

– Мне вот что интересно, – негромко произнес Егоров, отхлебывая из термоса остывший чай, – что у них за язык такой. В основном-то они по-русски шпарят, но иногда проскальзывает какое-то словечко непонятное.

– Я читал где-то, будто лингвисты даже какую-то ассамблею собирали или консилиум, как там это у них называется… – ответил Фрунзик. – Самое смешное – ученые умы не смогли определить, к какой языковой группе относятся высказывания богов. Не нашли аналогов в земных диалектах.

Маринка повозилась на верхней полке и свесила голову. Предположила:

– Неужели все же инопланетяне?

– Но тогда абсолютно не ясны их мотивы. – Юрка поднял брови.

– Но пипл же хавает… – привычно фыркнула Маринка.

– Да кто, ёклмнпрст, хавает! Бабки в очереди в питачок, – отмахнулся Фрунзик. – Взгляните внимательнее на этих так называемых, богов. Они не стремятся к власти. Они не интервенты. И что прикажете думать? Дюжина пришельцев из космоса вступила в контакт лишь для того, чтоб посмеяться над нами?

– Эксперимент. Помните, Зевс как-то сказал, что у людей стал атрофироваться инстинкт самосохранения. Воля к жизни. Вот они и меряют, где планка. Изучают.

– Вам не надоело об одном и том же спорить? – вставил Максим. – Версию про эксперимент уже давно отбросили за явным отсутствием четкой цели. А присказки об измерении воли к жизни – вымысел. Слишком все логично получается, а меж тем они-то себя зачастую как раз нелогично ведут. Не там мы ищем. Совсем не там.

– А вдруг это разведка? – оживившись, предположил Юрка. – Они исследуют нашу планету, анализируют, подходит ли она для экспансии, представляет ли ценность. Рассчитывают силу возможного сопротивления… Вдруг это – всего лишь авангард?

– Авангард чего?

– Основных сил.

– Слушай, я тоже фантастику читал. Но твои предположения похожи даже не на выдумку, а на басню.

– Потому что могут оказаться верными?

– Потому что слишком попахивают морализмом! Ах вы, этакие-растакие людишки, пришло время показать, как вы можете отразить угрозу извне. Тру-ля-ля! Да если б цивилизации, рядовой представитель которой может целую планету огня лишить, потребовалось что-то – нас бы давно растоптали и не заметили. Без всякого предварительного изучения… Не то. Всё не то.

Юрка фыркнул и не счел нужным продолжать дискуссию.

– Какая же у тебя версия? – нахмурился Фрунзик. – Проснулись древние могучие силы и решили поиграть в песочнице, где вдруг обнаружились жучки и прочие бутявки?

Долгов не ответил.

– А может быть, это магия? – невпопад сказала Маринка. Она все так же свешивала головку, и поэтому от притока крови на побагровевшем лбу пульсировала жилка.

– Доказать еще надо, – ответил Егоров, закручивая крышку термоса.

– Не там мы ищем, – повторил Максим.

– Вот поэтому и надо у Торика спросить.

– А ты иди объявление повесь – куда мы направляемся. А то еще не все знают.

– Да хватит на меня бросаться! Сам злой и других выводишь из себя!

– Пошел ты…

– Ребят, ну-ка отставить! – Фрунзик хлопнул по столу ладонью. – Этак мы и до Урала не доберемся! И не зваться мне Фрунзиком…

– Да ладно! Брось из себя лидера строить, – снова отворачиваясь к окну, сказал Долгов. – Тут каждый, куда ни плюнь, покомандовать горазд.

Маринка вздохнула, и ее головка наконец скрылась в полумраке верхней полки.

– Давайте спать, – подытожил Фрунзик. – Завтра день будет нелегкий…

Максим проснулся от ощущения, будто чего-то не хватает. Он сел и протер глаза.

Не хватало стука колес – поезд стоял на какой-то станции.

Долгов отбросил одеяло и свесил ноги. Посидев так минуту, он натянул ботинки и набросил химзу. Прислушался. Наверху посапывали Маринка и Фрунзик, с нижней полки доносился мерный свистохрап Егорова. Максим встал и пошел по темному проходу к тамбуру.

Проводник – кряжистый старик в ватной телогрейке – стоял возле открытой двери и глядел на зданьице вокзала, над которым виднелись подсвеченные одиноким прожектором буквы «Агрыз». При появлении Долгова он даже не обернулся.

– Казань проехали уже? – спросил Максим, становясь рядом.

– Часов пять назад была. По объездной проскочили, чтоб на таможне не торчать лишние полчаса. – Проводник передернул плечами и мотнул головой в сторону пустынного перрона: – Раньше здесь всегда рыбу продавали, сладости, водку татарскую и удмурдскую. А теперь вон… ни души, ни огонька.

Максим вдохнул воздух, пропитанный креозотом и какой-то тяжелой волглостью, высунулся из вагона и глянул в сторону головы поезда. Пути в этом месте изгибались, поэтому электровоза видно не было – лишь темные бока нескольких ближайших вагонов. Призрачной сетью повисли сверху провода, набрякшие кое-где гроздьями изоляторов, на излучине стрелки отражался синий свет невидимого отсюда огонька семафора, вдалеке слышался металлический стук молотка обходчика.