Труха распахнул перед автомобилем ворота. Из кареты вывалились трое крепких мужчин в белых халатах. Посаженные на цепь псы зашлись клокочущим в глотках лаем. Один из прибывших рефлекторно дёрнул правой рукой к пояснице, туда, где должна висеть кобура. Потом глянул на Владимира.

– Показывай, где трупы спрятал.

И Любку, и Костю ещё утром перетащили в подвал, на первом этаже девчонки замыли, как сумели, кровь. Труха собирался ночью собрать своих, закутать покойников в какое-либо тряпьё и вынести на Лавы, незастроенный пятачок, со всех сторон окружённый заборами частных владений. Там образовалась стихийная свалка – маленький Кавказский хребет из всяческих окаменевших отходов жизнедеятельности всего района. Здесь обосновались совсем уже опустившиеся пропойцы и бродяги. Как на Хитровке у Гиляровского. В ущельях Лав устраивались пьянки, на взгорьях происходили разборки. Днём окрестные жители торопливо добегали до опасной границы, вываливали из мешков и корзин всякую гадость и рысцой устремлялись назад. Ночью же прогуляться по лабиринтам Мусорной долины не рисковал никто.

На Лавах тела можно было закопать в какой-либо холм, и там они и сгнили бы, никем не потревоженные.

Сначала приехавшие на «Скорой» мужики уложили на носилки Любку. Вид кое-как прикрытой тряпками девчонки не вызвал, казалось, никаких эмоций. На покойницу накинули несвежую простыню и вынесли в карету. Потом вернулись за Костей.

Старший сделал знак Свищу – иди за мной. У автомобиля мужчина смерил парня презрительным взглядом и сказал:

– Садись…

– Да как же? – едва выдавил тот. – А ордер, а вещи хоть собрать.

– Не на кой… тебе теперь вещи. Отпрыгался.

– Да не я это, не я! Всё скажу, всё покажу…

«Санитар» без замаха ударил Труху под вздох, сгрёб за ворот и зашвырнул в машину прямо поверх трупов. Хлопнула дверца, взрыкнул мотор. Только что весьма самоуверенный кандидат в паханы лежал уткнувшись лицом в холодный живот покойницы и судорожно дёргался – его рвало. И от удара в печень, и от дикого страха перед милицией и перед трупами. В голове тупо билась одна мысль, как муха о стекло: «Зачем, зачем, зачем???»

А в это время, покинув гостей, ни один из которых, несмотря на предутреннее уже время, и помыслить не мог, чтобы уехать, пока Хозяин не отпустит, не попрощается с каждым за руку с тёплой улыбкой (после которой, бывало, обласканного отвозили не домой, а в Сухановскую тюрьму или на Лубянку), Вождь и Учитель товарищ Сталин в самой дальней из комнат второго этажа Ближней дачи выслушивал доклад двух мужчин в штатских костюмах. Один был худой и высокий, другой – толстый и маленький. Когда они стояли рядом, они походили на очень некогда популярную пару комиков Пата и Паташона. Или – Тарапуньку и Штепселя, что ближе. Правда, увидеть этих мужчин вместе редко кому удавалось.

– Начнём с фигуранта два, – приказал Иосиф Виссарионович.

– Подопечный активно входит в круг служебных обязанностей – зубрит инструкции, лично изучает всю систему охраны, – сообщил Пат. – Источники информации – секретарь Службы, заведующий архивом, трое из пяти сотрудников, с которыми он имел беседы. Он пытается найти слабые места.

– Надо думать, для того, чтобы ликвидировать их, – жёстко усмехнулся Хозяин.

– Фигурант два в пьяном виде однажды проговорился, что мечтает лично убить… – Паташон замялся… – Генерального секретаря ЦК ВКП (б)…

– Меня, что ли? – хмыкнул Сталин.

– Вас, Иосиф Виссарионович, – сокрушённо вздохнул толстячок. – При этом употреблял в ваш адрес … непристойные выражения.

– Интересно, какие именно?

– Но, товарищ Сталин, я не могу… Вам будет неприятно…

– Я тебе что, девочка, которой ты целку ломать собрался? – грозно произнёс вождь. – Говори.

– Только учтите, пожалуйста, что я только цитирую.

– Я уже понял, что мнение того попугая ты не разделяешь. Цитируй!

– Ка… какого попугая, – перепугался боец невидимого фронта.

– Анекдот такой был, – отмахнулся Хозяин. – Политический. Тебе я его рассказывать не буду. Такие, как ты, везде с собой «пятьдесят восьмую» носят.

Сбитый с толку Паташон молчал.

– Давай, цитируй.

– Он называл вас… извините, сукой усатой.

Сталин захохотал сухим отрывистым смешком.

– Я уж думал, он меня матом, а он… – выговорил Иосиф Виссарионович, смахивая слезу. – Слабовато звучит. За такое и выговора хватит.

– Данные получены в результате прослушки квартиры и подтверждены агентом Лёнечкой.

– Что за агент Лёнечка? – поинтересовался вождь.

– Извините, даже вам раскрыть оперативный псевдоним не имею права. Без письменного указания.

– Ишь ты, принципиальный. Молодец. Что у вас есть по контактам фигуранта два с фигурантом один?

– Пока ничего. Встречались один раз. Пили. Фигурант два произнёс тост за ваше здоровье.

– Так и сказал: «Выпьем, мол, за здоровье суки усатой»?

– Что вы, – серьёзно ответил Пат. – Он говорил… – и тощий стал торопливо перелистывать бумаги в нетолстой папке, которую держал на коленях. – Вот: «За великого и мудрого вождя товарища Сталина».

– Какое двуличие, – очень серьёзно сказал Хозяин. Но глаза его иронически сузились. – Следующий вопрос, господа сыщики. Фигурант один появился с совсем молодой девочкой. Ваша?

– Никак нет, – хором ответили оба.

– Жаль. Только я собрался похвалить за блестящую работу. Установить сегодня же. Зовут Елена Ивановна. Студентка третьего курса ИФЛИ. Дополнительная информация: занимается метапоэтикой Хлебникова. Выйдите через научного руководителя.

– И? – уточнил Паташон.

– Что «и»?

Пат сделал неопределённое движение толстыми грубыми пальцами: «Изъять?»

– С ума сошли? – грубо оборвал Сталин. – Чтобы ни один волос не упал. Чтобы никому, подчёркиваю, никому и на ум не пришло, что ваша или ваша конторы проявляют к девице какой-то интерес. Доложите ведущему «темы». Собрать подробное досье, и ничего больше. Ясно?

Оба штатских вскочили и вытянулись: «Так точно!»

– И ещё, – Хозяин нацелил палец, словно ствол пистолета, в грудь замерших Пата и Паташона, – мало мы ещё занимаемся нашей молодёжью. Непростительно мало. Теперь о фигуранте три…

Всего фигурантов насчитывалось двенадцать, – как апостолов, – пошутил товарищ Сталин. Вождь освободился и остался один только под утро. Он знал, что Толстый и Тонкий, выйдя из дверей Ближней дачи, холодно раскланяются, каждый сядет в свою машину, и водителям назовут разные адреса. Ненавидели друг друга не Пат с Паташоном. Смертельно враждовали ведомства, к которым они принадлежали. Иосиф Виссарионович нарочно вызывал на доклад обоих вместе, чтобы ткнуть носом в огрехи и недоделки на глазах злейшего «товарища по оружию» и подлить горючего в пламя незримой войны между структурами.