В тысячный раз за сегодняшний день я напомнила себе, зачем пришла к доку и Сили. Конечно, куда проще было бы жить своей жизнью, не заботясь о Линденах с их неизбывной горечью и печалью.

Но вчера, когда я, послушав трогательное, волнующее пение черных дроздов, укладывалась спать, мне вспомнились слова Лука: «Похоже, многие здесь годами живут с болью в сердце. Может, настало время забыть о прошлом и излечиться?»

Как сказала Натали, двадцать пять лет назад жизнь разделилась на «до» и «после». Все эти годы мы мучаемся от горя и тоски, от ненависти и душевных страданий. Пора отпустить прошлое и исцелиться.

Я из рода Кэллоу. Способность дарить утешение у меня в крови. Кроме того, я – связующее звено между этими «до» и «после», значит, мне и воссоединять семью, как бы трудно это ни было. И я готова.

По крайней мере, я сама себя в этом убеждала, чтобы не позволить себе струсить и убежать. Нервы были на пределе.

В дверях появился док. При виде меня он вздохнул, словно у него гора с плеч свалилась, и засиял от радости.

Олли бросилась к нему в объятия. Темные волосики взметнулись, а маленькие, еще неустойчивые ножки так и замелькали. Морщась, как от боли, док поднял ее на руки.

– Папочка, все хорошо? – забеспокоилась Натали.

– Вчера опять играл в гольф, и теперь мышцы ноют. – Док повернулся ко мне и, заметив тревогу в моих глазах, натянуто улыбнулся. – Счастлив вас всех видеть. Спасибо, Анна-Кейт, что приняла мое приглашение. Добро пожаловать. Не стоило ничего приносить…

– Анна-Кейт что-то принесла? – спросила Сили, входя.

Она говорила спокойно, по глазам ничего нельзя было прочесть. От нее не исходило ни угрозы, ни неприязни, только смущение.

Сегодня Сили была одета в свитер с короткими рукавами и льняные брюки. На лице – легкий макияж: немного тонального крема, тушь, блеск для губ и румяна; на босых ногах – бледно-розовый педикюр.

Судорожно сжимая двойные жемчужные бусы, она поцеловала Олли. Поколебавшись, чмокнула в щеку Натали. Шагнула ко мне, намереваясь обнять, но передумала и просто забрала блюдо. Не могу сказать точно, что я почувствовала в этот момент: то ли облегчение, то ли разочарование.

Я заметила, что потрясенная Натали прижимает ладонь к щеке, и задалась вопросом: когда в последний раз ей доставались от мамы поцелуи?

Сили приподняла фольгу и наклонилась к блюду.

– Это печенье? Божественный аромат! Из чего оно, Анна-Кейт? – светским тоном поинтересовалась она, словно я всю свою жизнь приезжала на семейный обед.

Я покосилась на Натали. Она изумленно таращилась на мать. Неожиданно мне почудилось, будто я попала в сериал «Сумеречная зона».

– Кабачки и сыр чеддер.

Сили принюхалась.

– И, кажется, еще тимьян?

– Да, свежий тимьян из сада Зи и острый перец халапеньо.

– Прекрасное сочетание! – воскликнула Сили, и я обратила внимание, что у нас одинаковые улыбки. – Не терпится попробовать.

Она сняла с блюда фольгу, отложила ее на стол и, на секунду замешкавшись, чтобы пощекотать ножку Олли, направилась в столовую.

Натали, разинув рот, повернулась к доку.

– Что это с мамой?

– О чем ты? – Его глаза лукаво блестели.

– Она что, напилась лекарств?

– Вряд ли.

– Тогда, может, просто – напилась?

Он наклонил голову, притворяясь, что размышляет над ее предположением.

– Не думаю.

– Или у нее нервный срыв?

Док расплылся в улыбке.

– Лучше сказать, прорыв.

– Что это все значит? – продолжала недоумевать Натали.

Сили снова появилась на кухне.

– Идемте скорее! Обед остывает.

Док кивнул на дверь, пропуская нас вперед.

– Мама и впрямь босиком? – понизив голос, уточнила Натали. – Мне не померещилось?

– Босиком, – подтвердила я. – С розовым педикюром.

– Мама, где твои туфли? – поинтересовалась Натали.

Сили посмотрела себе на ноги.

– Ой, ну надо же, совсем про них забыла. Простите мою рассеянность.

Ее взгляд скользнул по моим шлепанцам. Она неодобрительно поджала губы, но промолчала.

Натали округлила глаза и, забрав Олли, последовала за Сили в столовую.

Док остановил меня, ухватив за руку, и тихо попросил:

– Я буду очень благодарен, Анна-Кейт, если ты не станешь упоминать о моей… – он помедлил, – реакции на жару.

Сейчас он выглядел не таким больным, как при нашей первой встрече, на террасе, но цвет лица оставался по-прежнему нездоровым. Неизвестно, что с доком такое, но это явно никак не связано с погодой.

– На жару? – выразительно переспросила я.

– Да, на жару.

Внезапно до меня дошло, почему он так себя ведет.

– Никто не в курсе, да?

Правда отразилась в темных глазах дока. Ни жена, ни дочь понятия не имели о его болезни.

– Не рассказывай им ничего, хорошо?

Конечно, это дело дока, но, думаю, держать Сили и Натали в неведении несправедливо. Я бы на их месте предпочла знать о его недуге.

– Ладно, но только если вы обещаете, что скоро сами им все объясните.

– Обещаю.

– Вы хотя бы у врача были?

– У многих. – Он вздохнул.

– Что у вас?

– Ерунда, не стоит…

– Пойдемте скорее за стол. О чем шепчетесь? – На пороге снова возникла Сили.

– Я говорил Анне-Кейт, что очень рад ее видеть, – заявил док и потянул меня в столовую.

«Не стоит волноваться». Вот что он собирался сказать. Даже не сомневаюсь. И все-таки я волновалась. Я учила в колледже биологию и анатомию и теперь старалась припомнить все болезни, которые вызывают желтоватый оттенок кожи. Первое, что приходит на ум, – гепатит и печеночная недостаточность. Это лечится, хотя иногда приводит к летальному исходу.

– Я тоже рада. – Сили на мгновение встретилась со мной взглядом и тут же потупилась, видимо считая неприличным слишком явно на меня глазеть. – Надеюсь, во время твоего пребывания в Уиклоу, Анна-Кейт, совместный обед по воскресеньям станет традицией. Наш дом – твой дом.

– Спасибо, – с вымученной улыбкой уклончиво ответила я.

– Куда я попала? Нас что, снимает скрытая камера? – Натали усадила Олли на детское сиденье, прикрепленное к стулу, и начала изучать потолок.

– Не говори глупостей, Натали, – прервала ее Сили. – Лучше давайте обедать. Кому что налить? Есть вино, кока-кола, сладкий чай, кофе…