Зато пустили к детям.

Они оба были почти незаметны под простынями, выглядели плохо, на слова не отзывались, но были пока что живы.

Успела.

Вечером смоталась посмотреть, что с квартирой. Со двора было видно, что горит свет, тихо прокралась по лестнице, прижала ухо к двери, Никита что-то говорил, голос его приближался. Леля отпрыгнула и взлетела на один пролет выше, затаилась. Никита вышел из квартиры, говоря кому-то: «Ремонт, ты представляешь себе, во сколько это выльется, сколько это будет стоить?» Леля не выглянула, не посмотрела, с кем он говорит. Женский голос отвечал: «Ну квартиру-то такую не сдашь без ремонта.» Опять Никита: «Жуткая берлога, я только сейчас рассмотрел, потолки, стены, ужас, срач такой» — «Да, неподходящее для жизни помещение», — шутливо подтвердила женщина. Голос уверенный, жирный. Они стояли у лифта. «Как можно называться матерью, если квартира в таком виде?» — сказал опять женский голос.

— Да все, все уже, — отвечал Никита. — Надо съездить в больницу.

Так бывает, что в молодом человеке вдруг пробуждается инстинкт охотника, загонщика зверя, особенно, если рядом оказывается соперник, который так же валит через кусты, так же шумно сопит и т. д. Короче говоря, объектом охоты лежащих в хирургии после операции бездельных молодых мужиков была молоденькая медсестра, совершенный ангел в белом — бывают такие медсестры.

Она звалась Леля, худенькая бестелесная девочка откуда-то из далекого загорода с ловкими руками («хорошо ставит уколы», по словам стариков) и вечной улыбкой: идеал жены.

Никита, который перенес операцию аппендицита с перитонитом и лежал выздоравливал, сразу загорелся и стал повторять, что все эти московские гордые шлюхи (деньги, рестораны, тачки и мы — ваши) и все так называемые друзья женского пола (острый язычок, стихи на память, зарплата понятно какая и готовность немедленно пойти куда скажут, но только не с тобой) — все эти девушки рядом с Лелей вообще не стояли. Плюс выяснилось, что Леля сама себе шьет.

Добрая, самоотверженная (дежурила, безответная, вторые сутки за подругу, которая укатила отдыхать). Немного подкрашенная, конечно, но не как все. Каблучки, зеленая спецодежда, шапочка, коса под шапочкой, просто героиня американского сериала, да к тому же еще и интеллигентная. Знала английский.

Но был около нее еще один, Данила, правда, он выписался раньше, но в Лелечкино дежурство приходил с цветами и коробкой шоколада, потом сестры пили у себя чай с этими конфетами, и Никита туда как-то сунулся (проверить где Леля).

Старшая медсеста Надежда его сразу выгнала с криком: «Больной, вам что?» — и потом Леля с улыбкой призналась, что страшно любит шоколад, поэтому все больные обязательно ей его дарят.

Этот Данила появлялся в каждое Лелино дежурство, причем один раз приперся даже утром, когда Леля закончила смену, и ждал ее в телевизорной, а потом пошел провожать ее, увязался с деловым видом. Опять фигурировала коробка шоколада, на сей раз он держал ее при себе и отдал только на выходе — явно не хотел, чтобы Леля делилась с заступившей сменой.

Никита, у которого еще не все зажило, бешено переживал и еле-еле дожил до следующего Лелиного дежурства. Он велел своей сестре принести здоровенную коробку лучших конфет и тоже дождался, когда Леля уходила утром после дежурства, и тогда только отдал ей коробку. А всю ночь он, разумеется, просидел с ней — разговаривали. Но тут, как раз когда Леля уходила, прибежал этот Данила и сказал: «Еле успел, такие пробки».

Стало быть, он был на машине.

А Никита по специальности был биохимик и ночью как раз рассказывал Леле, что как будто бы нашел уже абсолютный способ самоубийства, если Леля не выйдет за него замуж, что это такое вещество, что оно становится ядом только вступая во взаимодействие с энзимами человека, то есть спустя время, и потом распадается, не оставляя следа. То есть диагноз будет «сердечная недостаточность». И если Леля узнает, что он внезапно умер молодым, то это и есть его форма самоубийства.

Никита правда, был немного не в себе, он принимал какие-то свои собственные лекарства, по его словам болеутоляющие, он много говорил о своем будущем, о том, что у него будет все. И дом на берегу океана, и две машины, и вилла, и шестеро детей. Например, квартира у него уже есть, он прописан у бабушки, но бабушка лежачая, почти овощ без особого разума, но зато в расцвете маразма, и раньше-то была с придурью, а сейчас вообще иногда никого не узнает. И мама, и сестра просто сбились с ног.

Леля вполне резонно ответила Никите, что замуж пока что не собирается. У нее план поступать в мединститут, но тоже все сложно, поскольку чтобы хотя бы пойти на подкурсы, нужны деньги, а на эту зарплату даже на полторы ставки и даже если картошка и моркошка своя, таких средств не собрать. Леля жила одна в далеком Сергиевом Посаде с тех пор как дедушка ее умер. Она постепенно все рассказала Никите.

— Да, — отвечал Никита, — хоть жить нам с тобой пока что негде, но хотя бы уже дача есть. Ты девушка с приданым.

Как будто уже все было решено и Леля уже приняла его предложение.

И, разумеется, вообще ни слова про Данилу, который караулил Лелю со своей машиной.

К тому времени Никита уже знал, что Данила женат на женщине с ребенком старше себя на семь лет, медсестры рассказали. Данила раньше работал в этом отделении хирургом. Девочки вокруг него так и плясали. Обожали, видно. Никите никто не оказывал должного внимания, только Леля его жалела.

Никиту выписали неожиданно, и через день в Лелино дежурство он пришел не рано утром, как Данила, а поздно ночью. Он был возбужден как никогда, зрачки расширены. Принес шоколад и сразу ляпнул:

— Завтра утром пойдем, подадим заявление в ЗАГС.

Леля мягко улыбалась ему в ответ, ничего не отвечая.

— Я решил, — продолжал Никита, — снимем комнату, ты не будешь тратить полтора часа на дорогу.

— Ну хорошо, хорошо, иди домой.

— Нет, я буду тебя ждать в приемном покое.

— Ну хорошо, хорошо, как хочешь, как знаешь.

Никаких отговорок типа «Мне в институт поступать» или «Я еще молодая». Как бы полностью покорилась своей судьбе. И почему, непонятно…

А Леля никому никогда не перечила, просто поступала по-своему. Жизнь ее научила.

— Дай-ка мне твой паспорт — потребовал Никита — я хочу посмотреть, не замужем ли ты.

Леля пошла к своему шкафчику, все также мягко и нежно улыбаясь, и протянула ему свой паспорт. Никита проверил, кивнул и положил паспорт в карман. Ничего себе!

Утром было то, что приехал Данила, направился прямиком в хирургию, а там уже сидел хмурый Никита, который сказал прямо и грубо: «Иди откуда пришел».

— Пойдем поговорим — предложил здоровенный и уже взрослый Данила.

Тут появилась старшая Надька и извиняющимся тоном сказала Даниле уходить.