Она позволила мне танцевать с ней на благотворительном балу и позволила поцеловать ее наедине в конференц-зале. Наверху она позволила мне слизать соль с ее кожи, и, несмотря на то, что ее состояние опьянения работает в мою пользу, я не собираюсь играть по-хорошему.

Я хочу, чтобы она была пьяна или не пьяна. Считайте меня эгоистом, но она нужна мне больше всего на свете.

Мое желание трахнуть ее хорошо и жестко затмевает все рациональные мысли о том, что я могу потерять Шарлотту, если буду давить на нее. Зная, что кухня на заднем дворе сегодня не используется, я хватаю ее за руку и утаскиваю с танцпола.

Я веду ее на кухню и сразу же прижимаю к холодильнику. Я теряю над ней контроль, целую каждую часть ее тела и, наконец, беру в рот ее соски. Я перебираю их зубами, слыша ее стоны, как она стонала каждый раз, когда я трахал ее.

Мой член пульсирует с каждым стоном, вырывающимся из ее прекрасных губ. Я знаю, что она хочет меня, отчаянно желает, чтобы я вошел в нее.

Но я не собираюсь играть по-хорошему.

Она думает, что может дразнить меня кольцом на пальце? Она не знает, с кем связалась. Я стал миллиардером не за счет милой игры.

Я играю грязно, чтобы получить то, что я хочу.

И я хочу ее.

Навязчивое желание сделать ее снова моей — вот моя единственная цель.

Я ввожу свои пальцы в нее, стону от того, что они скользят так легко. Небрежный в своих действиях, я продолжаю грубо трахать ее пальцами, наслаждаясь тем, как ее киска становится влажной вокруг моих пальцев.

Внутри моих штанов я готов взорваться. Весь этот контроль, который у меня был, возможно, я, блядь, ошибаюсь. Я мучаю себя так же сильно.

Ее грудь вздымается, а тело извивается от напряжения, я чувствую приближающийся оргазм, но вовремя вытаскиваю пальцы. Поднеся его к ее губам, я смотрю, как она пробует свои собственные соки, а затем провожу языком по ее рту, пробуя ее возбуждение.

Мне нужно, чтобы она умоляла об этом.

Садистская часть меня хочет видеть ее страдания. Мне нужен трип власти, отчаянно хочется, чтобы она умоляла меня трахнуть ее хорошо и жестко, как всегда только я. Я должен быть единственным, о чем она думает, единственным человеком, который вторгается в ее сны и представляется, когда она открывает глаза. Единственный голос в ее голове, единственный запах, который она чувствует.

Она должна понять, что мир не будет существовать без меня.

Мы оба останавливаемся, неровное дыхание между нами, наши взгляды прикованы друг к другу. Она лежит совершенно окаменевшая под моим командованием, ее губы дрожат, а руки возились с пряжкой моих брюк. Я контролирую ситуацию, зарождающийся нарциссизм смакует этот момент удовлетворения.

Скрип пугает нас обоих, заставляя отстраниться друг от друга.

Это всего лишь уборщик. Он извиняется за то, что прервал меня, и я позволяю ему продолжить, тут же жалея о словах, вырвавшихся из моего рта.

Какого черта ты ее отпустил?

Шарлотта быстро убегает, но я догоняю ее, предупреждая, что она принадлежит мне. И в истинном стиле она выкрикивает обидные слова в попытке защитить себя.

Я говорю ей, что она ошибается, что я хотел ее с тех пор, как в последний раз видел ее на вершине скалы у себя дома, что моя жизнь была полна одних сожалений. Каждое решение, которое я считал правильным, приводило меня в одинокий тупик.

Только после того, как я оставил Саманту, я начал собирать осколки. Я решил, что Шарлотте будет лучше без меня, после того как мне сказали, что она решила двигаться дальше. Я похоронил себя в работе, создавая свою империю, ни на минуту не оставляя сожаления, которое постоянно мучило меня, и вот она стоит передо мной и говорит, что то, что произошло, было всего лишь похотью и любопытством — не читайте больше об этом.

Как она смеет считать, что я такой же, как все.

Возможно, я был молод и глуп, но я любил ее так, как никто другой. Я столько раз облажался, что признаюсь сейчас, мне просто нужен последний шанс все исправить.

Пока она не скажет мне, что сегодняшняя ночь — одна большая ошибка.

«Ты для меня никто. Я выхожу за него замуж».

Я прислоняюсь к стене, желая, чтобы ее обидные слова прекратились. Отсутствие ее присутствия в моей жизни оставляет огромную боль внутри меня, потирая самонанесенную рану в моей груди. Мне нужно отпустить ее, хотя бы на эту ночь. Возможно, я давлю на нее, но я не знаю, что еще делать. Она — не деловая сделка, и я должен перестать относиться к ней как к делу. И, возможно, мое прежнее желание контролировать ее принесло больше вреда мне, чем ей. Она поедет домой к нему, а я проведу ночь в одиночестве. Наши миры поменялись местами, и теперь я ничего не могу с этим поделать.

В коридоре я стою, пытаясь перегруппировать свои мысли, но все, что я вижу, это как она бежит к нему домой.

Открывается дверь, и на входе стоит Риз.

— Сэр, женщина снаружи отказывается уходить. Как вы хотите, чтобы я поступил?

— Я позабочусь об этом, — пробурчал я, желая, чтобы эта ночь закончилась, — Последнее, что нам нужно, это попасть в таблоиды. Папарацци все еще там?

— Нет, сэр, я думаю, Дэвид позаботился о них раньше.

Я похлопал его по плечу, следуя за ним к главному входу в клуб.

— Алекс, детка, пожалуйста. Прошел уже час. Впусти меня, — хнычет Саманта, похожая на крушение поезда с тушью, довольно сомнительно сползающей по щекам.

Я с силой хватаю ее за руку и оттаскиваю в сторону: — Ты должна прекратить устраивать сцены возле моего клуба. Я не знаю, что на тебя нашло, но я посажу тебя в следующее такси, которое проедет мимо.

— Почему вы меня не пускаете? Пожалуйста, просто нашего прошлого? Давай, ангел.

Ее руки обвиваются