– Пройдите со мной, пожалуйста, – вновь произносит доктор.

– Во время процедуры многие предпочитают отворачиваться, – говорит медсестра.

У нее угри и воняет изо рта.

– В этом отношении мы как лошади. Те тоже не выносят вида крови. Знаете, если выгнать их на пастбище, когда-то бывшее полем боя, они способны учуять кровь, пролитую много лет назад. Мой пегий горбунок ни за что не пойдет по тропинке мимо бывших владений Лины и Берта Грейнджеров. Вы и сами знаете это местечко, щенячья ферма. Сейчас там смотреть нечего, но лошадки по-прежнему чувствуют. Мой старший брат говорит, что встречал их время от времени в Боне. В смысле Лину и Берта. По его словам, выглядели они совершенно нормальными, спокойными людьми. Их ведь многие знали, по крайней мере, шапочно. И никому даже в голову не приходило, что они творили там всякие ужасы. Так или иначе, но во время процедуры многие предпочитают закрывать глаза.

С этими словами она отодвигается от меня, буквально на полдюйма, с грохотом провезя по полу ножками стула. Явно нервничает. Что-то во мне ее точно напрягает.

Я в упор смотрю на ее настороженное лицо, будто хочу сказать: «Я даже интересная. Я хорошая». От этого меня разбирает смех, но с губ срывается лишь что-то вроде отрывистого всхлипа.

В больнице Джек решают не оставлять.

– Я просто порезалась, – объясняет она врачам, – поскользнулась, разбила зеркало и порезалась.

Мы все дружно киваем. Врач долго не сводит с нас глаз, потом отпускает. Он слишком многое видал в этой пустыне, чтобы заморачиваться проблемами какой-то девчонки-подростка.

На моих глазах Мия вкалывает Джек витамин B. Та словно ничего не замечает.

– Это поможет справиться с депрессией, – говорит Мия, – мы поколем тебе его пару недель. Витамин D тоже не помешает…

Я вижу, что она пытается звучать бодро, но по какой-то непонятной причине чувствую себя от этого еще подавленнее.

Потом решаю внимательно наблюдать за каждым шагом Джек, дабы понять, помогают витамины или нет. Теперь я буду самым пристальным образом следить за ее благополучием, отмечая все, что с ней происходит, что она делает и что говорит.

Мы с Джек копаем на собачьем кладбище могилу.

Пару недель назад Пятнадцатого укусил заразный клещ, и минувшей ночью он умер. Но поскольку он уже некоторое время болел, шоком для нас это не стало. Свободный уголок для него удалось найти не сразу. Сколько же у нас уже умерло собак. Интересно, а Джек увидит, как Пятнадцатый сегодня пройдет сквозь стену нашей комнаты? Если ей взбредет в голову что-то такое мне рассказать, я заткну уши и спрячу голову под подушку.

Копать жарко.

– Бедный песик, – самым обычным голосом произносит Джек.

Мне Пятнадцатый никогда не нравился. Вонял и вечно жрал свое дерьмо. А теперь лежит рядом с нами в большом щербатом морозильнике. Сама того не желая, я представляю, как он смотрит там во мрак своими белесыми глазами.

Наконец яма глубиной в четыре фута готова. Я решаю дать себе небольшой передых и попить из ведерка. Колодезная вода холодит зубы и на вкус напоминает камень. Обед Мия положила нам в старый жестяный ланчбокс со Снупи на передней стенке, который мы так любим или, по крайней мере, любили когда-то. Не знаю, нравится ли он сейчас Джек. Мы так часто гладили Снупи, что у него напрочь стерлась мордочка и остались только уши. Но я все равно знаю, что он здесь. Пользуясь этим ланчбоксом, я чувствую себя лучше, хотя и понимаю, что это полная глупость.

Джек едва заметно, самыми кончиками пальцев тычет мне в спину. Чувствуя каждый из них кожей, я пошатываюсь, соскальзываю вниз и через мгновение уже лежу ничком в могиле, глядя на прямоугольник неба. Рядом отчаянно извивается разрубленный дождевой червяк. Я встаю и выбираюсь из могилы. Поскольку у нее осыпаются стены, для этого мне приходится предпринять несколько попыток.

Я ору на Джек и сбиваю ее с ног. Ей на лицо падает запутавшийся в моих волосах ком земли. Она смотрит вверх, не двигаясь с места.

– Зачем ты это сделала? – кричу я, судорожно хватая ртом воздух и чувствуя, как в него затекают слезы. – Что с тобой? Почему ты такой стала?

Какая-то часть моего «я» даже не может понять, что означает этот глухой удар кости о кость. Похоже на то, что сначала я слышу его и только потом вижу, как мой кулак влетает в лицо Джек чуть ниже левого глаза. По скуле разливается краснота, переходящая на подбородок. Я бью ее еще раз и останавливаюсь. Мы потрясенно смотрим друг на дружку. Она кривится и касается ушибленного места рукой.

Я слезаю с нее.

Она спокойно садится и несколько мгновений смотрит на меня своими черными глазами.

– Ну хорошо, я тебе скажу.

Она достает из кармана брюк красный блокнот и открывает его. Страницы исписаны синей шариковой ручкой ее аккуратным, с наклоном, почерком.

– Мне всегда не давала покоя мысль, показать его тебе или нет. Не думаю, Санденс, что тебе это понравится. Но если так хочешь, что ж, бери.

Когда сестра вырывает страницы, я протягиваю за ними руку. Но вместо этого она хватает ланчбокс с изображением Снупи и переворачивает его вверх ногами. Наши сэндвичи валятся на грязную землю. Я чувствую запах яблок и арахисовой пасты. Джек сгребает страницы, сует их в ланчбокс, плотно закрывает его и швыряет в только что выкопанную нами могилу. Потом мгновенно откидывает крышку морозильника и бросает туда труп Пятнадцатого, который падает на жестяный ланчбокс, скрывая из виду Снупи. От удара о землю раздается глухой стук. Передняя лапа пса недвижно лежит рядом с извивающимся дождевым червем. Джек хватает лопату и яростно бросает в могилу землю.

– Вот так, Роб, – произносит она, с трудом переводя дух, – если ты в самом деле хочешь узнать, что со мной, ответ лежит там. Для этого тебе надо всего лишь прийти сюда и раскопать могилу. Порыться ручками в разлагающейся плоти и…

– Я расскажу Фэлкону, – говорю я, – ты же психопатка.

– Давай, расскажи, – отвечает она, работая лопатой и не сводя с могилы глаз, – но я тогда тоже молчать не буду. Узнав, что ты меня ударила, он тут же поймет, какая ты на самом деле.

– Джек… – говорю я. – Кэссиди…

– Какой же ты все-таки ребенок. И, по-моему, даже не собираешься взрослеть. Надо же быть такой дурочкой. Неужели ты всю жизнь собираешься торчать здесь, помогая Фэлкону и Мии в их идиотских экспериментах?

Я поворачиваюсь и бегу, но не к Сандайлу, а в противоположную