ужином ему не хватило. Это мне на руку: как бы чутко ни спал хозяин дома, его сейчас и пушкой не разбудишь – вон как храпит.

Герцог лежал поверх покрывала, полы халата распахнулись, представив взору впалую грудь. Рука с перстнем покоилась на груди, будто бы герцог и во сне продолжал прижимать свой самый ценный артефакт к сердцу. Рот приоткрыт, из уголка губ тянется ниточка слюны. Я приблизилась, борясь с отвращением.

Если только получится снять перстень, я ни на мгновение не задержусь в этом доме. Тут же позову Хафиза или, что далеко ходить, Латифу и попрошу перенести нас в безопасное место. Выпущу Яра из браслета и скажу ему: «Полюбуйся-ка, ты все пропустил! Лайти теперь с нами!»

Яркая картина будущего успеха вскружила голову. Я улыбнулась, представив себе вытянутое лицо Яра: «Как, зайчишка справилась без меня?» Мне так хотелось ему доказать, что я чего-нибудь да стою!

А перстень – вот он, сам просится в руки. Герцог еще и пальцы растопырил, будто бы специально для того, чтобы мне ловчее было стащить артефакт. Может, не такой уж я никчемный взломщик?

Я ухватила ободок перстня – он сидел неплотно, чтобы артефакт легко можно было повернуть на пальце. Потянула, и он сдвинулся. Совсем не сложно! И тут герцог перестал храпеть.

Я уставилась на него, он – заплывшими, мутными глазами – на меня. Проснулся! Оставалась доля мгновения, чтобы принять решение. Я схватила герцога за руку и, склонившись, припала жарким поцелуем к тыльной стороне ладони.

– Я пришла, чтобы еще раз поблагодарить вас за доброту! – воскликнула я. – Никак не могла уснуть. Все думала-думала, где бы я сейчас была, если бы не дядюшка! Простите, если разбудила!

Герцог Алдон пожевал губами, приходя в себя. Взгляд сделался осмысленным и заинтересованным. Он сжал в ответ мою ладонь, крепко, словно в тисках.

– Ничего, дорогая племянница. Не спится, значит?

Он лукаво улыбнулся.

– Можешь прилечь рядом со мной, утешу, поглажу. Ты ведь для этого сюда шла?

О боги, этот похотливый, трусливый, помятый жизнью и опухший от вина мужчина действительно считает, что неотразим, и я пришла ночью в спальню, сраженная его обаянием?

А что он еще мог подумать? Хорошо, что не раскусил мои истинные мотивы!

– Я… – пролепетала я. – Нет-нет…

– Не стесняйся. Это естественный порыв здорового молодого тела, здесь нечего смущаться, – протянул герцог.

– Вы ведь мой опекун! – ахнула я.

– Еще нет. Да если бы и так – кто узнает!

– Вы неправильно меня поняли!

– Да? – Он растянул губы в улыбке и, приподнявшись, поволок меня к себе.

Еще немного – и я рухну на его чахлую грудь.

– Появись! – крикнула я, призывая Яра.

*** 47 ***

В тот же миг волна силы отбросила меня от герцога, да так, что я чуть не полетела кубарем, едва устояла на ногах. Между мной и кроватью встал, сложив руки на груди и расправив плечи, мой джинн.

Встал так, что с первого взгляда стало понятно: его не сдвинуть. Старинные стены, окружающие Лунную Розу и стоящие вот уже сотни лет, и то казались менее прочными по сравнению с упрямым и молчаливым заступничеством Яра.

– Вивиана выразилась ясно. Вы неправильно ее поняли, – сказал он.

Голос звучал спокойно, но в нем, как под тонким слоем черного пепла, тлели раскаленные угли – лучше лишний раз не беспокоить уснувшее пламя.

Герцог Алдон забарахтался, пытаясь сесть выше на примятых подушках. Тронул было перстень, чтобы вызвать Латифу, но передумал. Наигранно захихикал: присутствие джинна заставляло его нервничать.

– Да это ты меня неправильно поняла, моя девочка. Не держи зла на дядюшку.

– Конечно! Это просто недоразумение! – с облегчением воскликнула я.

Еще не хватало настроить герцога против себя. Нет, пока перстень на его руке, я должна изображать покорность и послушание.

– Мы уходим. Спокойной ночи.

Яр обернулся. Впервые после нашей отвратительной ссоры я посмотрела в его глаза. Посмотрела и струхнула еще хуже герцога. Обычно темная радужка раскалилась точно железо в горне, языки пламени вот-вот вырвутся наружу и испепелят меня. Губы так плотно сжаты, что выглядят двумя ниточками.

– Мне идти самому или ты снова отправишь меня отдохнуть в браслет? О хозяйка? – ядовито поинтересовался Яр, а несведущему человеку вполне могло показаться, что он разговаривает почтительно.

Я не стала ничего отвечать: побоялась, что голос сорвется на писк. Повернулась и вышла. Не оборачивалась до самой спальни, прекрасно зная, что Яр идет следом.

Остановилась в центре комнаты, собрала решительность в кулак, резко повернулась и… отпрыгнула, потому что Яр, этот несносный джинн, стоял за спиной и едва ли не дышал мне в затылок.

Я прижала руку к груди, усмиряя сердце, пустившееся в галоп. Яр молчал, снова спрятав все чувства за непроницаемой маской. С таким же выражением лица Латифа стояла у стола во время ужина: «Я выполню любой приказ, но мою душу ты не получишь…»

Неужели Яр думает так же обо мне? Взбалмошная, избалованная девчонка. Графинюшка, что с нее взять, только перетерпеть ее капризы.

Невыносимо…

Я подошла и уткнулась лбом в его плечо.

– Любых извинений будет недостаточно, – прошептала я. – И все же… Прости. Не знаю, что со мной творится. Я не должна чувствовать то, что чувствую, и не знаю, как это вышло.

И правда – как? И в какой момент все изменилось? Я ненавидела джинна – жгуче, до дрожи. Когда ненависть обернулась любовью?

Нет, это не любовь. Я не искушена в подобных чувствах, хотя читала в книгах, что так бывает. Однако бывает с другими – с героинями романтических историй, не со мной. Волны жара внизу живота, огненные искры в крови, голова кругом от его запаха, от вкуса его губ. Наваждение. Страсть. Желание.

Вот и теперь, стоило вдохнуть аромат пряностей, как пересохло во рту. Я поняла, что стою, скомкав в горсти край черного одеяния Яра, чтобы он не посмел отстраниться.

Я заставила себя разжать пальцы, отодвинулась, сердито вытерла глаза.

– Ты меня заколдовал, – спокойно сказала я. – Теперь все ясно. Это магия. Зря я тебя перед Латифой оправдывала – ты все так и задумал. Мучить меня. Очень изощренно, что сказать. Гордишься собой?

– Так ты прощения просишь или обвиняешь меня? – тихо спросил он. – Ты уж определись.

И вдруг мой джинн притянул меня за плечи, обнял, наклонился и прижался щекой к макушке. В каждом его движении сквозила нежность, отчего я оторопела больше, чем если бы он отругал меня.

– Грозный зайчишка… Нет, ты не зайчишка – страшна