как поэтическое вдохновение (turor poeticus), может граничить с гениальностью; такое состояние при более легком, но беспорядочном притоке идей, когда оно затрагивает разум, называется мечтательностью. Долгое размышление об одной и той же идее, не направленной на какую-либо возможную цель – например, идея о потере супруга, которого нельзя ведь вернуть к жизни, чтобы в самой скорби искать успокоения, – называется тихим помешательством. Суеверие можно сравнить, скорее, с помешательством, а мечтательность с сумасшествием. Людей с последним недугом часто (более деликатно) называют экзальтированными или же эксцентричными.

Бред во время лихорадки или близкие к эпилепсии припадки неистовства, которые иногда при сильном воображении симпатически вызываются от одного лишь пристального взгляда человека, находящегося в состоянии неистовства (ввиду этого любопытных людей с очень слабыми нервами не следует близко подпускать к этим несчастным), нельзя еще считать помешательством, ибо это явление временное. То, что называют блажью (не душевная болезнь, ведь под этим обычно понимают меланхолическое извращение внутреннего чувства), большей частью есть граничащее с помешательством высокомерие человека, чье притязание на то, чтобы другие в сопоставлении с ним презирали себя, прямо противоречит его собственному намерению (подобно намерению помешанного), ибо именно этим он побуждает других всеми возможными способами ущемлять его самомнение, дразнить его и отдавать на посмешище за его оскорбляющую глупость. Слабее выражение причуды (marotte), которые бывают у каждого: правило, которое должно было бы быть, по мнению такого человека, принято всеми, но не находит одобрения у умных людей, например: о своей способности предчувствий, о некоторых внушениях, напоминающих гения Сократа, о каких-то влияниях, якобы основанных на опыте, но необъяснимых, как [влияние] симпатии, антипатии и идиосинкразии (qualitates occultae); все это стрекочет у него в голове, как сверчок, которого, однако, никто слышать не может. Самое слабое из всех отступлений за пределы рассудка – это [так называемый] конек, склонность усердно заниматься как серьезным делом предметами воображения, которыми рассудок только играет для забавы; это значит быть деятельным в безделье. Для людей старых, удалившихся на покой и обеспеченных, такое расположение духа, возвращающее как бы к беззаботному детству, не только полезно для здоровья как возбуждающее жизненную силу, но и мило, хотя и достойно осмеяния, однако так, что тот, над кем смеются, может и сам добродушно смеяться вместе с другими. Но и у более молодых и занятых людей такие слабости служат для отдыха, и любители умствовать, которые с педантичной серьезностью порицают эти маленькие невинные глупости, заслуживают того, чтобы им напомнили наставление Стерна: «Пусть каждый ездит на своем коне по улицам города, куда ему вздумается, лишь бы он не заставлял тебя сесть сзади».

В

О душевной немощи в познавательной способности

§ 46. Тот, кто лишен остроумия, тупоумен (obtusum caput). Впрочем, там, где дело касается рассудка и разума, он может быть и очень неглупым, только не следует позволять ему играть роль поэта; так, Клавий, которого его школьный учитель уже хотел отдать в учение к кузнецу, ввиду того что он не умел писать стихи, стал великим математиком, как только ему попалась в руки математическая книга. Медленно постигающий ум еще не значит слабый ум, так же как быстро схватывающий ум не всегда есть основательный ум, а часто бывает очень поверхностным.

Недостаток способности суждения при отсутствии остроумия есть глупость (stupiditas). Тот же самый недостаток, но при наличии остроумия, есть придурь. Тот, кто обнаруживает способность суждения в делах, смышлен. Если он при этом еще и остроумен, то он умен. Тот, кто только аффектирует одно из этих качеств, – остряк или умник, существо отвратительное. На ошибках учатся (durch Schaden wird man gewiеtzigt); но если человек в этой школе дошел до того, что может учить других на их ошибках, то он проученный (abgewitzigt). Невежество еще не глупость; так, одна дама на вопрос академика, едят ли лошади также ночью, ответила: «Как может такой ученый человек быть настолько глупым?» Впрочем, уже одно то, что человек знает, как верно поставить вопрос (чтобы получить сведения от природы или от других людей), доказывает, что он толковый.

Простоват тот, кто немногое может понять своим рассудком; но на этом основании его нельзя считать глупым, если это немногое он понимает не превратно. Честен, но глуп (как некоторые несправедливо говорят о прислуге из Померании) – это выражение ложное и заслуживающее крайнего порицания. Оно ложно, ибо честность (исполнение долга из принципов) есть практический разум. Оно заслуживает крайнего порицания, ибо предполагает, что каждый, будь он только способен на это, стал бы обманывать и что не обманывает он только потому, что недостаточно умен и ловок. Вот почему такие пословицы, как «он пороха не выдумает», «ни рыба ни мясо», «он звезд с неба не хватает», доказывают, что имеются человеконенавистнические основоположения, а именно что мы сомневаемся в наличии доброй воли у людей, которых мы знаем, но уверены в их неспособности. Так, говорит Юм, падишах доверяет свой гарем не добродетели тех, кто должен его охранять, а их неспособности (черным евнухам). Быть очень ограниченным в отношении объема своих понятий – это еще не глупость, все зависит от качества этих понятий (основоположений). То, что люди позволяют себя обманывать кладоискателям, алхимикам и устроителям лотерей, объясняется не их глупостью, а их злой волей, [стремящейся] без соответствующих личных усилий разбогатеть за чужой счет. Хитрость, изворотливость, лукавство (versutia, astutia) – это умение обманывать других. Вопрос здесь в том, действительно ли обманщик умнее того, кого легко обмануть, и действительно ли последний глуп? Прямодушного человека, который легко доверяет (верит, дает кредит) другому, иногда, хотя и очень несправедливо, называют дураком, потому что он легкая добыча для плута; об этом говорит пословица: «Купцы радуются, когда дураки приходят на рынок». Я поступлю правильно и умно, если тому, кто меня раз обманул, никогда больше верить не буду, ибо у него порочные принципы. Но было бы мизантропией не верить ни одному человеку только потому, что один меня обманул. Собственно говоря, именно обманщик – дурак. А что, если человек, будучи сильно обманут, вдруг почувствует себя в состоянии обходиться без других людей и их доверия? В таком случае изменится, конечно, характер, который он показывает другим, но лишь в том смысле, что, вместо того чтобы смеяться над обманутым обманщиком, начинают плевать на счастливого; а в этом корысть небольшая.[36]

§ 47. Рассеянность (distractio) есть состояние отвлечения внимания (abstractio) от тех или иных господствующих представлений через перенесение внимания на другие, неоднородные с ними представления. Если она преднамеренна, она называется отвлечением (dissipatio); если же