Лицо Ксении омрачило неприятное и тягостное воспоминание. Она отвернулась и не могла ответить сразу.

— Ну? — повторил он более настойчиво.

— А вам-то зачем? — наконец спросила она.

Тогда Филипп решил идти напролом.

— Встретил я ее вчера.

У Ксении сначала глаза расширились, а потом, взяв себя в руки, она ответила:

— Не могли вы ее встретить. Умерла она еще при родах в деревеньке какой-то. Мне ее муж про это сказывал. Все знахаря местного винил, поклялся башку ему открутить! — ответила она, явно одобряя мнение своего зятя.

— А ребенок где ж? — изобразив на лице безразличие, спросил он.

— Со мной был. Потом Мишка его забрал, — бросила она через плечо и вышла.

Филипп совершенно не думал о том, что Ксения может заинтересоваться им. Он в другом положении, нежели раньше. Знахарь, как сказала Ксения. Теперь же, с легкой руки Распутина, он стал уважаемым врачом, и вряд ли она поймет, что тот знахарь и есть он.

— Воры те сдалися. Их патруль задержал, а когда тебя им показали, один даже прослезился. Сказал, что ты его вылечил, он так сокрушался. Все поговорить с тобой хочет, — сообщил Дмитрий.

— Что ж, поговорим, — ответил Филипп.

Проснулся он затемно. Большие напольные часы отбили лишь два часа ночи. Но спать ему не хотелось совершенно. Он вышел из своей комнаты, прошел по коридору. В доме стояла сонная тишина.

— Пойду обратно, — решил он и повернулся. Тут его глазам предстала удивительная картина. В этом доме он находился всего несколько дней, да и то лишь ночевал, и расположение комнат определял с большим трудом. Перед ним были три закрытые двери, и Филипп не помнил, из которой вышел, следовательно, и в какую идти, тоже не знал.

Немного поразмыслив и посмеявшись над собой, он остановился перед белой, слегка облупившейся дверью и заметил пробивавшийся из-под нее луч света. Его внимание привлекли приглушенные голоса.

— Этого не может быть! Ты ошибаешься, я знаю его! — звучал голос Дмитрия.

— Ха! Мишка не зря сюда приехал, он его давно вычислил, это он! — возражал ему спокойный женский голос, но Филипп чувствовал, что женщина нервничала.

— И что ты намерена делать? Постой, не отвечай. Сначала я скажу тебе, — послышались шаги, затем Дмитрий остановился, — он спас моего сына, и я не позволю тебе предпринимать против него то, что ты задумала!

— Может, я ничего и не задумала? С чего ты взял?

— Даже если это и он, ты не можешь обвинять его в убийстве. Каждому дано право на ошибку, но вот не каждый потом старается ее исправить, — слышно было, что Дмитрий сел, под его телом жалобно заскрипели пружины.

— Ты хочешь, чтобы я продолжила твою мысль словами, «а вот Филипп вполне может считаться человеком, исправившим свою ошибку», так?

— А что, ты думаешь, все по-другому? Он что, по-твоему, только и занимается тем, что отправляет своих пациентов на тот свет? По рассказам его коллег, еще ни один больной, лечившийся у него, не погиб. Он считается лучшим!

— Ну и что? По его вине умерла моя сестра, и я еще ничего не знаю о судьбе своего зятя, — она тоже села на кровать, — но допускаю мысль, что если и он сгинул, то руку свою Филипп и к этому мог приложить!

— Твой братец — известный в городе вор, он вполне мог сгинуть из-за своих грязных дел! И вообще, что ты так на Филиппа взъелась?! — недоумевал Дмитрий.

«А с того, что не я вместо тебя там нахожусь!» — мысленно ответил Филипп. Он отошел от двери и, глубоко задумавшись, побрел к другой, где и оказалась его комната.

…Скоро он убедился, что у Ксении развивается бурный роман с Дмитрием, и тогда вовсе перестал думать о ней. Главное — Ярослав теперь был в надежных руках, и волноваться не имело смысла. Он пообещал Ксении, что она останется присматривать за ребенком, так и получилось. Брать свои слова назад было не в правилах Филиппа, даже несмотря на то, что работы было очень много и Ксении очень не хватало в лазарете.

Изменился и Дмитрий. Былое отчаяние исчезло. Парень просто расцвел. Заметив это однажды вслух, Филипп убедился, что дела с Ксенией идут у них на лад.

— Если бы не ты! — постоянно повторял Дмитрий, вкладывая в эти слова столько благодарности, что Филиппу стало неловко на миг относительно его собственных планов на Ксению.

— Да ладно тебе! Вот если бы не ты, не видеть бы мне ее такой счастливой, — говорил Филипп, провожая взглядом точеную фигурку Ксении.

— А ты не задумывался о себе? — осторожно спросил Дмитрий. — У меня, вон, и сын остался, и как бы я ни любил Анастасию, ведь все равно в ласке нуждаюсь, да и просто в присутствии женщины. И я сделаю все, чтобы оградить ее от бед. Теперь-то я буду на страже и не позволю, чтобы с ней что-то случилось!

Может, Дмитрий и не вкладывал в свои слова особого смысла, но Филипп заметил в них угрозу, будто он ему на что-то намекал.

Надо было что-то делать. Если Ксения затеет эту канитель, начнется глупость, а там, где ее много, умному человеку трудно доказать, что он не верблюд. Сколько невиновных томятся в тюрьмах, а сколько их дожидаются своей очереди!

План созрел моментально. Еще когда он только приехал в Екатеринбург, немало слышал о знаменитом воре по кличке Перышко. Сначала он не придал этому значения, но теперь, после подслушанного разговора стало ясно, что это Мишка Петров.

Если Филиппу повезет, он сумеет подробнее разузнать о его жизни здесь и связях. Ксения знает все о том несчастном случае с Василисой и ждет удобного момента. Этой глупой и упрямой курице ведь не объяснишь, что в тот день случилось просто несчастье, и его вина косвенная. А Мишка? Разве он не подумал еще тогда, что надо было ехать в больницу, а не оставлять жену на сносях на произвол судьбы! Ведь сам-то он не задумался, когда в лес пострелять дичину пошел. Ну да что теперь…

Неужели это видение — предупреждение ему? Нет, не может быть. Значит это неизбежность. Нет, в это он тоже не мог поверить… Филипп и не заметил, как его размышления сменились глубоким сном…

Огромный особняк, где жило большинство персонала лазарета, в том числе и Одинцов, принадлежал теперь государству. Хозяева особняка, поляки бежали за границу. Но уехали не все, кто не успел — остались мыкать горе в стране, которую все больше поглощал хаос и заливала кровь.

* * *

Утром, после подслушанного разговора, Филипп как ни в чем не бывало поздоровался с обитателями дома-общежития, позавтракал и поспешил на работу. Перед самым уходом он вернулся в гостиную и, обняв Ксению, крепко поцеловал ее в щечку.

Да, хладнокровия и выдержки ей не занимать. Она вела себя ласково и приветливо. Как будто и не было между нею и Дмитрием разговора о Филиппе.

— Скажи, Ксения, а ведь ты давно живешь в этом доме? — как бы между прочим спросил он, оглядывая ангелов на потолке.