— Я не жду, чтобы вы мчались к моей матери по ее первому зову, — заметила Эдди.

Якобек нахмурился и открыл было рот, но замялся и ничего не сказал. Я-то знала, о чем он думает.

Я была матерью зятя Джекобсов. Я, Хаш Макгиллен Тэкери, всегда следовала традициям и старалась соблю-дать все правила поведения. И, к несчастью, Якобек знал обо мне достаточно, чтобы манипулировать мной.

Я плотнее запахнулась в белую шениль, словно это были доспехи.

— Я буду готова через десять минут.

Якобек улыбнулся.

Воздух в Хайлендсе пах прохладой и зеленью, словно только что отпечатанные банкноты. Роскошный маленький городок располагался на плато так высоко в горах к северовостоку от округа Чочино, что с тем же успехом он мог находиться гденибудь в Канаде. Здесь были поля для гольфа и художественные галереи, яркосиние озера для рыбалки, высоченные ели и домики стоимостью не меньше миллиона долларов, обустроенные не хуже поместий в Адирондаке. В местном реестре налогоплательщиков числились фамилии самых богатых семей Америки. Как только открывались магазины, вдоль тротуаров выстраивались шеренги «Ягуаров» и «Мерседесов».

Городок мирно спал в свете уличных фонарей, когда наш кортеж промчался через него. Да, вы правильно поняли. Именно кортеж. Мы с Якобеком в черном седане, за рулем которого сидел агент секретной службы, а впереди и позади нас еще по паре таких же черных седанов. На Якобеке были старые брюки и пуловер — вероятно, в его вещмешке не нашлось более официальной одежды. При этом он выглядел абсолютно спокойным, я же провела отпущенные мне десять минут в напряженной борьбе с собой. Надеть самый лучший костюм, Показать им, что ты утонченная женщина? Нет, показать им, что ты настолько утонченная, что тебе все равно, что они подумают, поэтому надеть джинсы, как это делают все от НьюЙорка до Калифорнии! В конце концов, я пришла к компромиссу: хорошие джинсы, четырехсотдолларовые итальянские туфлилодочки, приобретенные за пятьдесят долларов в магазине распродаж в пригороде Атланты, и темносиний кашемировый свитер, который я купила за настоящую цену специально ради выступления на собрании местных продавцов фруктов. Я заколола волосы высоко на затылке черной заколкой и не забыла о достаточном количестве косметики, благодаря которой я теперь выглядела как подросток после долгой танцевальной вечеринки. Должна сказать, вертолеты — просто наказание для макияжа.

— Полковник Якобек, — сказала я, когда мы проезжали по темным, как сажа, ночным горам Северной Каролины, — если Ал и Эдвина Джекобс выглядят как новенькие в воскресенье в четыре часа утра после того, что нам пришлось пережить за последние сутки, я поцелую им руку и признаю, что мне следовало голосовать именно за них.

— Поверьте мне, — ответил он, — у вас есть преимущество. Они никогда не встречались с такой женщиной, как вы.

Я пожала плечами, решив принять его слова за комплимент. Я очень старалась поверить Якобеку, хотя он не оставил мне выбора.

Наш кортеж выехал из Хайлендса и оказался среди темных теней, продуваемых ветром горных лужаек и вымощенных камнем подъездных дорожек, убегающих в ночь по обе стороны от шоссе. Они скрывались за красивыми чугунными оградами, прятавшимися среди старинных дубов и огромных рододендронов — широколиственных родственников скромных вечнозеленых лавров округа Чочино.

Агенты секретной службы ждали нас около одних таких ворот и дали нам знак проезжать. Я покрепче вцепилась в сумочку, когда наши машины свернули к особняку из дерева и камня, в котором мой дом поместился бы дважды и еще осталось бы место. Агенты в свитерах и слаксах, вооруженные изящным автоматическим оружием, стояли по краю лужайки возле уличных фонарей. Сказать, что все это выглядело нереальным, значит не сказать ничего. Другие агенты подбежали к машине, в которой сидели мы с Якобеком, открыли мне дверцу и сказали:

— Мэм, — тоном офицеров дорожной полиции, выписывающих штраф.

Якобек знаком велел им уйти, и, благодарение господу, они отошли в сторону. Он повел меня по вымощенной камнем дорожке к длинной веранде, а я гадала, подсматривают ли за мной Ал и Эдвина Джекобс сквозь закрытые ставнями окна второго этажа.

— Если бы это был мультфильм, — прошептала я Якобеку, — то я бы подняла голову и увидела Эдвину, с яростью смотрящую на меня, а из ее глаз исходили бы два луча лазера.

— Меня пару раз ударило, — ответил Якобек и встал впереди меня.

На этой его реплике двери большого дома открылись, два агента придержали створки. Внутри стояла пара средних лет в обычных брюках и свитерах, словно муж и жена собиравшиеся поиграть в гольф. Он высокий, стройный, с темными глазами и посеребренными сединой темными волосами. Она маленькая, толстая, с пронзительными голубыми глазами серийного убийцы и коротко остриженными белокурыми волосами. Я смотрела на эти два самых известных в мире лица. Президент и первая леди Соединенных Штатов Америки.

Слава богу, на первый взгляд они казались самыми обычными людьми.

Я смогла вздохнуть свободнее и, протянув руку, осторожно поднялась по трем ступенькам.

— Здравствуйте, Ал, Эдвина. Я Хаш Макгиллен Тэкери, и я приехала сюда, чтобы сказать вам, что мне, как и вам, не нравится то, что сделали наши дети. Но даю вам слово, что к вашей дочери отнесутся в моем доме со всем уважением и теплом. Мой сын — порядочный человек, на которого вы можете рассчитывать. И еще я хотела сказать, что вам всегда будут рады в нашей Долине — во всяком случае, это относится ко мне. Все остальное зависит от вас и Эдди.

Несколько секунд никто не дышал. Агенты смотрели на меня во все глаза. Якобек стоял за моей спиной, словно собирался заступиться за меня, если король прикажет меня обезглавить. Глаза Эдвины превратились в узенькие щелки. Но Ал, старина Александр Джекобс из Чикаго, штат Иллинойс, потомок польских эмигрантов, дядя Якобека, отец Эдди и лидер всего свободного мира, кивнул, протянул мне руку и сказал:

— Хаш, вы производите еще более сильное впечатление, чем говорил Николас. А теперь давайте войдем в дом и поговорим о наших детяхидеалистах и нашем будущем внуке.

Эдвина улыбнулась. Я ей не поверила.

Ал, Эдвина и я сидели на красивых кожаных кушетках вокруг кофейного столика, который, вероятно, стоил больше, чем вся фамильная обстановка моей гостиной вместе взятая. Мы делали вид, что непринужденно потягиваем кофе. Якобек соблюдал дистанцию. Он стоял у окна в свободной позе, скрестив руки на груди, чуть расставив ноги, повернувшись спиной к остальному миру. Поза защитника. Поза одинокого человека.

На лицах Ала и Эдвины я видела те же чувства, которые мучили меня, — тревогу, любовь, досаду, шок. Я не сомневалась, что они были любящими родителями, которые получили неожиданный удар и потеряли равновесие. Я знала, что выгляжу точно так же.

— Итак, мы пришли к соглашению, — объявил Ал. — Мы полагаем, что этот брак едва ли продержится долго, но пока нам следует выступить единым фронтом и поддержать наших детей.