А тут еще Польское восстание 1863–1864 гг. в очередной раз обнаружило, что чем больше делаешь либеральных уступок, тем выше требования подданных, которые быстро доходят до невозможных, с точки зрения власти, конечно.

Либеральная часть ответственной бюрократии вышла из фавора и в основном была заменена консерваторами, которые не то чтобы пытались отменить реформы, но всячески тормозили и извращали.

Обида за крестьян, да и демократические веяния среди образованного населения вызвали к жизни революционные настроения и организации, которые развязали террор против аристократии и самого царя. В ответ последовали репрессии.

Потому советская история упирала на реакционную сущность правления Александра II, называя его душителем свободы и преследователем прогрессивных деятелей. И это имело свои основания, если судить по тому, что писали о правлении Александра Николаевича в 70-е гг. мыслители и деятели культуры XIX в., которых в основном и изучали в советской школе.

Понимая, что в условиях нарастающего террора со стороны революционеров ситуация в стране вот-вот может выйти из-под контроля, император и консервативная партия, доминировавшая в правительстве, решили пойти на крайние меры, создав репрессивную структуру с диктаторским полномочиями.

Однако Главный начальник этой самой Верховной Распорядительной комиссии М. Т. Лорис-Меликов понимал, что ликвидировать крамолу, не подорвав ее поддержку со стороны общества, невозможно никаким закручиванием гаек. Поэтому он предложил вместо усиления репрессий осуществить масштабную, как сейчас говорят, пиар-кампанию с целью перетягивания на свою сторону лидеров общественного мнения. Но не успел из-за гибели царя.

Однако был и третий аспект правления Александра II, а именно: осуществление неизбывной миссии мегамашины Российской империи – территориальной экспансии.

При Александре Николаевиче империя достигла максимальных размеров своей территории.

Наконец была завершена продолжительная (1817–1864) Кавказская война, окончившаяся покорением Дагестана, Чечни и Черкесии, а также присоединением Карсской области в Закавказье, включая Батуми. По договору с Китаем (1857) к России отошел весь левый берег Амура, а пекинский договор (1860) предоставил России и часть правого берега между р. Уссури, Кореей и морем. Наиболее крупные территориальные приобретения были сделаны в Средней Азии: в 1865–1881 гг. в состав России вошла большая часть Туркестана. Правда, в 1867 г. пришлось продать Аляску[345]. В 1875 г. Япония уступила не принадлежавшую еще России часть Сахалина взамен Курильских островов. Уступка на 20 лет обеспечила нейтралитет США и Японской империи по отношению к действиям России на Дальнем Востоке и дала возможность освободить необходимые силы для закрепления более пригодных для проживания территорий.

Главной гордостью Александра Николаевича стала очередная Русско-турецкая война 1877–1878 гг., которая, как водится, не дала никакого территориального приращения, но зато принесла освобождение балканским народам (Румыния, Сербия, Черногория и фактически Болгария) от османского ига.

Однако на фоне сплошных побед случались и отдельные неудачи. В частности, грандиозный скандал в благородном императорском семействе.

22 мая 1880 г. умерла супруга Александра II императрица Мария Александровна, с которой он нажил восемь детей. Едва дождавшись окончания 40-дневного траура, завершавшегося 30 июня, Александр Николаевич уже 6 июля повенчался со своей многолетней любовницей Екатериной Михайловной Долгоруковой, от которой имел в тот момент трех детей. Изданным 5 декабря 1880 г. Именным указом император пожаловал ей титул «светлейшей княгини Юрьевской». Чувствуя, что ходит под Богом, Александр Николаевич стремился обеспечить будущее Екатерины и ее детей и с этой целью вознамерился ее короновать[346]. Цесаревич Александр Александрович (и не только он) называл это намерение позором для династии Романовых.

Пошли разговоры на тему, старший сын какой из коронованных жен императора наследует престол. При этом ссылались на прецедент Елизаветы Петровны, дочери Петра I, которая стала императрицей, хотя была рождена до коронации Екатерины I, т. е. в морганатическом браке, как и дети Екатерины Михайловны.

Нет никаких доказательств, что Александр II на самом деле лелеял коварные планы лишить Александра Александровича престолонаследия, но и одних разговоров было достаточно, чтобы цесаревич напрягся. Между ним и отцом пролегла тень взаимного непонимания и недоверия. К тому же Александр Александрович попал под влияние обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева, ставшего к тому времени ярым противником Великих реформ.

Александр III не только отменил второй этап реформ, но и сделал все, чтобы дискредитировать судебную и земскую реформы.

Заседание Комитета министров, посвященное обсуждению правительственного сообщения о подготовке закона, приводящего в исполнение предложения о привлечении общественных представителей к законосовещательной деятельности, все-таки состоялось, хотя не 4-го, как планировалось, а 8 марта. Государь предложил министру внутренних дел М. Т. Лорис-Меликову зачитать текст доклада, записанный в журнале Особого совещания и одобренный 17 февраля 1881 г. покойным императором.

Среди прочего в докладе содержалась фраза, что принятые министром внутренних дел меры «оказали и оказывают благотворное влияние на общество в смысле успокоения тревожного состояния оного»[347]. Через неделю после убийства Александра II террористами это утверждение выглядело, мягко говоря, чудовищным преувеличением. Напомним, что текст был составлен до гибели императора. «В этом месте государь прервал чтение словами: “Кажется, мы сильно заблуждались”»[348], – писал в своем дневнике участник заседания госсекретарь Егор Абрамович Перетц.

Специально приглашенный ветхий (86 лет) сенатор С. Г. Строганов заявил, что «путь этот (реализация предложений Лорис-Меликова. – Прим. авт.) ведет прямо к конституции, которой я не желаю ни для вас, ни для России…»[349]. Выступившие участники заседания П. А. Валуев, Д. А. Милютин, А. А. Абаза поддержали доклад Лорис-Меликова, подчеркивая, что о конституции речь не идет. Затем слово взял Победоносцев; он убеждал, что обсуждаемые меры непременно приведут к подрыву самодержавия. По словам Д. А. Милютина, «это было уже не одно опровержение предложенных ныне мер, а прямое огульное порицание всего, что было совершено в прошлое царствование; он осмелился назвать великие реформы императора Александра II преступною ошибкой!»[350]

На самом деле Строганов, Победоносцев и иже с ними оклеветали Михаила Тариеловича, который был ярым монархистом, охранителем самодержавия и упорно высказывался против выдвигавшихся предложений о создании народного представительства в форме западного парламента, или древнерусского веча, или Земского собора. «По глубокому моему убеждению, никакое преобразование, в смысле этих предположений, не только не было бы ныне полезно, но, по совершенной своей несовременности, вредно. Народ о них не думает и не понял бы их»[351]. Сам Александр II не раз публично высказывался, что «не только не имеет намерения дать России конституцию, но и впредь, пока жив, не сделает этой ошибки»[352].

Большинство участников заседания[353] поддержали предложения Лорис-Меликова, но Александр III уже принял решение. Наложив на доклад министра внутренних дел клеймо «первый шаг к конституции», он издал манифест о незыблемости самодержавия, написанный Победоносцевым.

Правительство Александра II практически в полном