– Я приберегу их на потом.

Она встала из-за кухонного стола и жестом пригласила его следовать за ней. Тед был очень похож на нее в детстве. Он думал, что ему никто не нужен, и предпочитал читать и играть один. Тед и правда был одинок. Вместе они осмотрели двухэтажный дом в поисках, чем бы еще заняться.

– Хочешь сыграть в какую-нибудь игру?

– Нет, – ответил Тед. Дома он играл в игры на iPad. Хорошо бы у него были «Колонизаторы», как в «Бруклинском стратеге», но игра была сложная, и Тед все равно не смог бы объяснить Шай правила.

– Правда? А я вот люблю игры. Мне нравится их придумывать. Например, когда мы жили в Англии, я ходила там по нашему дому и считала все зеленые вещи, которые могла найти. А потом я ходила по дому снова и пересчитывала теперь уже все синие вещи. Может, со мной что-то не так?

– А я раньше расставлял по порядку весь мамин лак для ногтей и считал, сколько же его у нее. У нее сорок три лака. Два из них прозрачные, а остальные цветные.

– Значит, у тебя тут не во что поиграть? – спросила Шай.

Их дом по сравнению с просторным особняком Кларков был маленьким. В комнате Теда с незастеленной кроватью, круглым зеленым столом и двумя низкими табуретами царил беспорядок. Не тот, что добавляет уюта в доме, нет – в комнате было грязно. В углу стояла корзина для белья, забитая одеждой. Шай понимала, что она избалована: Нена убирала и стирала у них дома каждый понедельник. Но разве так уж сложно постирать и сложить крошечные футболки Теда?

Мальчик пнул ножку одного из стульев, и тот упал.

– Я думаю, мы могли бы придумать какую-нибудь игру.

– Окей.

Тед схватил с книжной полки банку из-под кофе и высыпал ее содержимое на стол. Там было несколько мини-карандашей и маленьких уродливых неоново-зеленых стикеров, куча поломанных мелков и около десяти долларов пятицентовыми и десятицентовыми мо- нетами.

– Нарисуй тут дороги, деревья, поля и океан, – сказал он и положил перед Шай лист разлинованной бумаги. – Весь смысл игры в том, что ты должна попытаться расширить свои поселения, использовать все свои ресурсы и не подпускать врагов.

Шай старалась изо всех сил. Она не была искусным художником и ненавидела восковые мелки. От них пахло рвотой. Шай рисовала дорожки, бугристые кусты и лужи, словно моделируя их, как в настольной игре «Змеи и лестницы».

– Нам нужны овцы, – сказал Тед, рисуя на стикере, – а еще дрова и пшеница. Я их нарисую.

– Окей.

– Нарисуй хижины, которые выглядят так, будто сделаны из соломы, – сказал он ей. – Они не должны быть слишком близко друг к другу.

Шай закусила губу и нарисовала четыре покосившихся квадратных домика с треугольными крышами и круглыми окнами. Они выглядели очень постапокалиптично.

– Наша игра происходит в будущем или это как бы стародавние времена?

Тед, казалось, ничего не слышал. Он рисовал заостренные уши своим коричневым овцам.

– А какие у овец хвосты?

В Англии было полно овец. Шай видела их из окна машины, когда они ехали на побережье или в дом престарелых, где ее бабушка до самой смерти сидела уставившись в телевизор, пила джин и ела шоколад.

– Маленькие изящные хвостики, как самый кончик собачьего хвоста. – Шай надеялась, что Тед скоро захочет спать. – Хочешь посмотреть фильм, пока мы будем рисовать?

Он решительно покачал головой:

– Нет, мы будем играть в нашу игру. Наша на самом деле даже лучше, чем оригинальная, потому что мы усовершенствовали ее.

– Я только выпью стакан молока. Хочешь немного? – Шай надеялась, что от молока Тед захочет спать.

– Давай, – сказал Тед, – но не трогай печенье в банке, которое стоит в холодильнике. Оно только для взрослых.

Шай взяла упаковку органического молока, наполнила два стакана до половины и поставила коробку обратно в холодильник. В глубине верхней полки стояла большая металлическая банка с завинчивающейся крышкой. Она достала ее и отвинтила крышку. Банка была полна комковатого домашнего шоколадного печенья. Шай поднесла ее к носу и понюхала. Вонючий запах человеческого пота нельзя было спутать ни с чем другим. Печенье было сдобрено марихуаной.

Шай нашла кухонный ящик, в котором лежали всякие полезные вещи, такие как пищевая пленка и фольга, и достала пакет для сэндвичей на молнии. Никто не заметит, если она возьмет два печенья. Шай сунула пакет с печеньем в карман толстовки и поставила банку обратно в холодильник.

– Я закончил с овцами! – крикнул Тед из своей спальни.

Шай вернулась в комнату и протянула ему стакан молока:

– Выпей все, чтобы не пролить на нашу классную игру.

Она села со своим молоком и принялась рассматривать безумные рисунки и разные карандашные каракули на стикерах, разбросанных по всему круглому столу.

– Так как же мы будем играть? Нам понадобятся кубики или что-то еще?

Тед допил молоко и поставил стакан на пол.

– Ты лучшая нянька, ты даже лучше, чем мои родители, – сказал он и громко рыгнул.

Шай взяла стикер с овцой и приклеила его к окну одного из нарисованных ею домов – просто для забавы.

– Ну да, они же мне платят. А им-то никто не платит.

Тед, казалось, обдумывал ее слова и одновременно размышлял, куда приклеить свой стикер. Он убрал тот, с овцой, который Шай прилепила на окно дома, и протянул ей:

– Окей. Давай играть.

Как только Рой увидел Элизабет – высокую блондинку в забрызганном краской белом комбинезоне поверх черного бикини и в серебристых высоких кедах, – он понял, что никогда не сможет петь перед ней. Он боялся даже представиться.

– Хижина любви, детка[50], – промурлыкала Пичес прямо Рою в ухо, когда потащила его к микрофонной стойке, установленной перед барабанами. Казалось, она забыла обо всех нормах приличия.

Элизабет посмотрела в сторону Роя, пока возилась с дисками для караоке-автомата, и улыбнулась. Зубы у нее были желтые, а уголки рта опущены, как у черепахи.

Она встала во весь свой монументальный рост и обратилась к нему:

– Вы же Рой Кларк.

– Привет, – Рой кивнул ей, потому что Элизабет не протянула ему руку. – Спасибо, что пригласили нас. Это очень благородно с вашей стороны. Да, и еще, мы с Таппером старые приятели. Он даже показывал мне свою мастерскую. – Когда Рой нервничал, у него чаще проскальзывал британский акцент.

– Что ж, это прекрасно, – ответила Элизабет.

– Потрясающе, – сказал Рой.

– Хижина любви, хижина любви, хижина любви! – взвизгнула Пичес.