При его словах меня переполнило довольство собой и жизнью!

Следующий уик-энд, как я теперь полагаю, заранее спрограммировала компания, занятая в создании фильма: «Сто причин, почему с твоей стороны будет высшей глупостью не стать обладателем своего собственного уголка в провинциальной Франции».

Ребята, казалось, устроили все по высшему разряду. Погода была что надо — свежий воздух подсушил всю уличную грязь и навевал желание нестись вдоль извилистых дорог подальше от Парижа. К тому же они укокошили охотников, которые, как сказал месье Ожем, вовсе не собирались перестрелять всех кроликов. В этой части деревни они оказались потому, что какой-то кабан подрывал молодые саженцы деревьев. Программисты из этой чудесной компании позаботились и о том, чтобы у Алексы проснулось не только обостренное сексуальное желание, но и ранее неведомый мне азарт, с которым она бросилась готовить потрясающие блюда из всего того, что мы закупили на местном рынке. (Хотя в итоге выяснилось, что этот порыв разожгли живописные образы, подсказанные французским министерством штампов в области продовольствия.) И в довершение всего создатели компьютерных программ ухитрились организовать починку сетевого электричества. Видимо, они обнародовали файл какого-то соглашения электрического узла Франции на восстановление мощностей заводов для последующей продажи технологии по производству ядерной энергии странам третьего мира, тем самым гарантируя пожизненную занятость собственным работникам.

Я был бы безумцем, если бы пожелал расторгнуть предварительное соглашение о купле-продаже. Попивая белое вино, произведенное в долине реки Луара, я раздумывал, куда еще не целовал Алексу, а тем временем незаметно подкрался седьмой день после подписания контракта.

Мне казалось, приобретение собственного кусочка Франции как-то кардинальным образом поменяло мое мировосприятие. К этому времени я многое понял и смог себе объяснить, в чем причина своеобразного отношения французов к работе. Рабочие дни и для меня стали лишними, втиснутыми в промежуток между выходными. Пятничные послеобеденные часы были не более чем непродолжительным отрезком времени, следующим сразу за ланчем, проведенным у компьютера в поисках лучших путей выезда из города с учетом уже наметившихся пробок.

Весь январь мой проект с сетью чайных продремал, словно уйдя в зимнюю спячку, но он перестал служить причиной моих постоянных волнений и тревог. Меня больше интересовало, что нового у месье Лассе, застрявшего в юридических дебрях, опутавших мой будущий дом. Когда бы я ни позвонил спросить, как продвигаются дела, он всегда занимал однажды высказанную Алексой позицию — «все вроде бы в порядке».

Однажды в субботу, когда мы с Алексой были в maison, который я взял в привычку арендовать каждый выходной, из-за кухонной двери показался нос Жан-Мари, словно пришедший на запах утреннего кофе. «Оказался неподалеку, приехав снова поцеловать каида», — как он объяснил.

— Каида? — переспросила Алекса.

Очевидно, вопрос Алексы не так увлек Жан-Мари, как ее притягательные внешние данные, потому остался без ответа. Он поинтересовался, «что это за прелестная молодая леди» и так долго держал ее за руку, что я уже было подумал, им движет желание навсегда оставить отпечатки пальцев Алексы на своей ладони. Он стоял возле нее, как цапля, ожидающая подходящего момента для того, чтобы вцепиться клювом в бедного карлика.

И что еще хуже, Алекса, улыбаясь, смотрела ему в глаза и, очевидно, получала удовольствие от происходящего.

— Хочешь пройти посмотреть дом внутри? — спросил я Жан-Мари.

Если бы мне довелось показать ему окрестности, я бы, пожалуй, начал с сада и так бы и вел его, пока на каком-нибудь отрезке вездесущая грязь не затянула бы моего шефа навеки.

— Может, выпьете кофе? — предложила Алекса.

— О нет, я бы, может, и хотел, но тороплюсь, — ответил он, с трудом отрываясь от моей девушки. А мне в эту секунду казалось, я слышу, с каким треском его тело, противясь этому, все же удаляется от нее. — Le caïd a un caillou á la place du coeur.

Алекса улыбнулась в ответ, всем своим видом демонстрируя восхищение его поэтическим талантом, и он ушел, оставив после себя в воздухе концентрированный запах тестостерона.

— Что он сказал? — спросил я.

— Не знаю. Каид с камнем вместо сердца, — ответила Алекса, с нежностью в глазах глядя на только что закрывшуюся за ним дверь. — Он очень милый, твой босс.

— Милый? Нет, сейчас ты застала его в дурном расположении. Когда он по-настоящему милый, он в ту же секунду склоняется над тобой и немедля приступает к оральным ласкам.

— Ах! Да ты ревнуешь! — сказала она так, будто я зря обвинял его в только что продемонстрированной похоти.

— Да, я ревную. А кто бы не стал?

Я думал, что Алексе польстят такие слова, и был прав.

Но я врал. Я не ревновал, я сходил с ума. Что он за ублюдок, вот так бесцеремонно, прямо на моих глазах, кадрить мою девушку. А если бы я был в этот момент на огороде и полол картошку, он бы, не моргнув глазом, пригласил ее прокатиться на своей крутой тачке. Или наверняка выудил бы у нее номер телефона.

Другой бы на моем месте собрал своих дружков, чтобы те открыли по обидчику стрельбу из автомобиля. Но я был воспитанным фермером (ну почти) и потому решил действовать более мягкими методами.

Меня порадовало «постоянство» Стефани: она до сих пор не поменяла пароль на компьютере и по-прежнему удаляла прочитанные сообщения, но корзину не чистила. Более того, она, похоже, и не догадывалась, что все отправленные ею сообщения, собираясь в папке «Исходящие», в открытом доступе дожидаются всех любопытствующих вроде меня. Таким, как она, вообще нельзя доверять переписку о нелегальном ввозе продуктов питания!

Однажды я снова решил остаться допоздна и проверить ее почту за последние дни. Была среда, в этот день недели в офисах пустыннее, чем обычно, потому что многие мамочки, у которых дети еще не ходят в школу, берут в этот день выходной. Так что в коридоре, по которому я стрелой несся из своего кабинета в кабинет Стефани, стояла гробовая тишина.

Первым добрым знаком, намекающим, как мне казалось, на присутствие каида, было письмо от Жан-Мари, отосланное около месяца назад. В нем говорилось: «Я займусь этим» — в ответ на слова Стефани: «Заканчивай игру с НФ».

Я поискал еще какие-нибудь письма, в которых упоминался бы НФ, кем бы он ни был. Нашел одно, в котором Стефани предупреждала Жан-Мари, что вместе, НФ и «chasse et pêche», могут обернуться «graves ennuis» для «circonscription» Жан-Мари и для самой компании. Если я правильно понял, то «охота и персик» грозят Жан-Мари «серьезной скукой» в его «округе». Надо будет попросить Алексу перевести всю эту чушь.

Я распечатал страничку и вновь вернулся к поискам. Наткнулся на письмо, отосланное как раз перед забастовкой, устроенной фермерами у нашего офиса. Оно датировалось примерно теми числами, в которых я узнал о нелегальном импорте говядины.