– А я боюсь, – вздрогнул Борис. – Мне что-то совсем умирать не хочется.

– Кто говорит – умирать? – Анна погладила его по руке. – Мы с тобой такое танго станцуем, мой золотой… Поверь мне!

– Ну ладно, хватит с меня глупостей! – объявила Жики. – Дело ваше! А теперь – что вы мне покажете, красивая парочка? Нет, все же какая жалость, что вы не спите вместе!

Борис был шокирован. Он залился краской, как школьник. Анна захихикала.

– Привыкай, мой золотой…

– Ладно, покажите мне, что вы умеете…

Анна и Борис встали в позицию и сделали несколько пируэтов. Анна любила танго, Борис был равнодушен к этому танцу, но, следуя за Анной в движениях, старался изо всех сил.

– Стоп! – тангера хлопнула в ладоши. – Стоп! Это что еще за безобразие, молодой человек?

– Что? – Борис удивился. – Что не так?

– Да все не так! – воскликнула Жики. – Кто в вашей паре мужчина?

Борис обиделся:

– А что, есть сомнения?

Анна наступила ему на ногу:

– Молчи!

– Большие сомнения! – рявкнула дива. – Мужчина тот, кто ведет! Мужчина тот, кому подчиняются! Мужчина тот, кто не позволит женщине быть впереди! А ты за ней, – она ткнула в Анну палкой – где она только ее взяла? – Ты как баран на веревке за ней тащишься!

– А ты? – прикрикнула она на Анну. – Или ты подчинишься мужчине, или ничего у тебя не выйдет! Ни-че-го!.. Еще раз!

Снова исходная позиция и те же самые па…

– Черт! – выругалась дива. – Ну и идиоты! Кто вам сказал, что вы умеете танцевать танго!..

Анна подумала о своем педагоге-репетиторе Елене Иосифовне Плещеевой, которая, когда ей что-то не нравилось на репетициях или в классе, огорчалась, как ребенок, всплескивала руками и почти со слезами говорила: «Деточка, милая, ножку тянем повыше… Спинку прогнули назад… Назад, моя хорошая, не ленись… Вот умница!»

– Ты – фригидная селедка! – завопила Жики, и Анне достался удар палкой по правой лодыжке. – Ты фригидней самой фригидной селедки!

Борис неприлично заржал, согнувшись пополам, и был сразу же вознагражден ударом по мягкому месту.

– А ты муж фригидной селедки! – заорала Жики. – Ничем не лучше ее!

– Если он тебя не возбуждает, закрой глаза и представь своего любимого мужчину! А ты, – она напустилась на Бориса, – представь себе любимую женщину – или мужчину? Закрой глаза!

– Я натурал! – воскликнул оскорбленный Борис.

– Да мне плевать! – продолжала буйствовать тангера. – Я сказала – закрой глаза! Возьми ее за руку, и она пойдет за тобой на край света…

Анна закрыла глаза… И вдруг что-то произошло. Вот оно, то объятие, заставившее трепетать ее тело, как пойманную бабочку, зажатую в кулаке. Рука Бориса на ее талии становилась все горячее и крепче, и в его пальцах начала пульсировать кровь в такт их движениям. Анну закружила обжигающая волна, и она с наслаждением отдалась ее силе. Что это? Магия Жики? Перед ней возникло лицо ее мужчины, взор которого пылал нестерпимым желанием…

Так плодотворно прошла первая репетиция. Когда она закончилась в десятом часу вечера, дива смерила саркастическим взглядом измочаленную Анну и мокрого, словно дельфин, Бориса, в изнеможении лежащих около балетного станка, и произнесла «Eh bien. Au revoir[30]». И испарилась, только ее и видели, вместе со своей палкой…

– Ты этого хотела, – пробормотал Борис. – Извращенка…

– Извращенец, – глухо отозвалась Анна, – только попробуй меня так лапать на классе – убью…

– У тебя телефон в сумке вибрирует, – доложил он ей, – а я головой на ней лежу.

– Черт с ним, ничего не хочу, никого не хочу ни видеть, ни слышать…

Теперь она и сама явственно слышала глухую вибрацию… Это мог быть Антон. Они переехали из его квартиры к ней, на Чистые пруды. Оставаться в том доме было невозможно – хотя Анна, сдерживая тошноту, более-менее отмыла пол в гостиной, кровавая надпись не поддавалась никаким моющим средствам, и Антону пришлось содрать шелковую обивку со стены. Диван отправили на помойку вслед за дорогим шерстяным ковром, сотканным бедуинскими женщинами. Но Анна не могла больше находиться в той квартире – страх доводил ее до истерики…

– Это, наверно, Антон, – произнесла она и протянула руку. – Будь человеком, залезь в сумку, дай телефон!

Борис сменил гнев на милость, вынул из ее сумки мобильник, все еще продолжавший вибрировать и метнул его по полу в сторону Анны. Она перехватила его и посмотрела на экран. Почему-то номер не определился. Это не мог быть Антон.

– Да?

Раздался низкий глухой смех, словно из преисподней:

– Здравствуй, Анна.

– Кто это?

– Не бойся, Антон ничего не узнает…

Анна похолодела.

– О чем вы говорите? – разом севшим голосом спросила она и повторила: – Кто это?

– Твой друг, – протянул голос, – я все знаю про тебя. И о том, что ты сделала в ту ночь, и чему прощения нет и быть не может – тоже знаю. Ты предательница. Все об этом должны узнать и в первую очередь – Антон.

– Шантаж? – еле выдавила она, но ее шепот был услышан.

– Да что ты, какой шантаж! – она поняла, что ей знаком этот страшный тихий голос. – Что мне с тебя взять? Может быть – тебя? Ну как, дашь мне, primadonna assoluta[31]?

– Кто вы? – вновь повторила она. Ей вдруг стало не хватать воздуха – словно на грудь положили кирпич.

– Почему другим можно, а мне нет? – она снова услышала смех, теперь с ноткой иронии. – Чем Ланской лучше?.. И тот, другой… Назвать его имя?

– Замолчите! – закричала Анна. – Не знаю, что вы там себе напридумывали, но вам не удастся шантажировать меня! Идите к черту!

Она швырнула трубку и бросилась прочь из зала. Но она не успела добежать до туалета. Ее вывернуло наизнанку в коридоре, на глазах у изумленной уборщицы.

– Все, Орлова надо выпускать, – заключил Сергеев, с грустью закрывая папку с делом. – Больше его держать мы не можем. И так два раза бегал к судье. Больше не продлит.

– Ну, к нему и идти не с чем, – признался Зубов. – А как все хорошо складывалось, – мечтательно вздохнул он, глядя за окно, где сумерки уже начали обволакивать раскаленный за день город.

Было десять часов вечера, и до конца пятисуточного задержания оставались считанные минуты. Они так и не нашли ничего, что можно было бы предъявить Андрею Орлову – кроме удаленного номера Стрельниковой в его телефоне, причем, загадочным образом удаленного за восемь часов до убийства, и номера самого Орлова, найденного в восстановленной памяти ее мобильника. Кроме этой телефонной чехарды – ничего более. А тот факт, что он скрыл давнее знакомство с Полиной Стрельниковой, вполне психологически объясним – сначала не хотел палиться перед друзьями и Астаховой, а после убийства – перед уголовным розыском.