Суд над Пьетро Пачиани по праву можно было назвать «резонансным» процессом. Интерес к судилищу над «Флорентийским Монстром» был огромен – прямые включения из зала суда шли в информационных блоках телепрограмм в одном ряду с важнейшими политическими новостями.

Все перечисленные выше «улики» пошли в дело – и ботичеллевская «Примавера», и ржавая гильза, и планшет с дорожными картами из Оснабрюке, и кентавр Кристиана Оливареса… Правда, после того, как 18 апреля Марио Специ опубликовал свою статью, в которой рассказал о происхождении рисунка кентавра с семью могильными крестами, обвинение быстро «перестроилось» и не стало оглашать заключение психолого-психиатрической экспертизы, доказывавшее, что данная аллегория символизировала семь двойных убийств, совершённых Пачиани, и выражала скрытую некрофилию последнего. Чтобы как-то компенсировать моральный ущерб, причинённый статьёй Марио Специ, обвинению пришлось невнятно объяснять зачисление этого рисунка в число «значимых улик» тем, что Пачиани якобы говорил кому-то, будто видел сон с подобным кентавром. Это было странное и крайне неуклюжее объяснение, из которого вовсе не следовало никаких юридически-значимых выводов.

Но в остальном обвинение опиралось на материалы, описанные выше. Хотя, надо признать, добавились и новые, весьма неожиданные и даже забавные улики. Для пущей убедительности к вещдокам добавили и пулю, выпущенную из мелкокалиберной винтовки, найденную в доме подсудимого. К преступлениям «Флорентийского Монстра» эта пуля не имела ни малейшего отношения, но, тем не менее, она фигурировала на процессе как свидетельство того, что Пачиани имел в доме огнестрельное оружие, посредством которого охотился. Самое забавное заключалось в том, что сам Пачиани не отвергал того, что действительно любил охоту, имел, когда был моложе, и винтовку-«мелкашку», и охотничье ружьё 12-го калибра, а кроме того, занимался набивкой чучел птиц для продажи. Т.е. в этом вопросе обвинение буквально ломилось в открытую дверь.

Суд над Пачиани был долгим и отличался крайним психологическим напряжением. Подсудимый себя виновным не признавал, твердил о фабрикации против него уголовного дела, подбросе улик и т. п.

Пьетро Пачиани в суде (1994 год).

Его дочери, не имевшие, в общем-то, оснований особенно любить папашку и однажды уже отправившие его на нары, дали показания очень благоприятные для него, подтвердив, что Пьетро Пачиани никогда не приходил домой в забрызганной кровью одежде, от него никогда не исходил запах пороха и т. п. Никто никогда не видел у него пистолет «beretta» и патроны 22-го калибра; никто не слышал, чтобы Пачиани рассказывал о таком оружии и патронах.

Обвинение же выставило свидетелей, рассказывавших суду о грубости Пьетро Пачиани, его невоздержанной любви к алкоголю, агрессивности в отношении женщин. Спорить с этим было трудно, да и вряд ли нужно – обвиняемый, скорее всего, и был таким вот деревенским жлобом с сильно укоренившимися повадками уголовника, но всё это никак не доказывало его причастность к преступлениям «Флорентийского Монстра». Нельзя не отметить и того, что поведение самого обвиняемого отчасти играло на руку прокурорам. Пылкий, порывистый, эмоциональный Пачиани зачастую говорил и действовал, не подумав о том, какое впечатление производит на окружающих. Он мог вскочить со своего места и начать призывать кары небесные и всевозможные проклятия на голову свидетеля, давшего «плохие», по его мнению, показания. Пачиани регулярно извлекал из внутреннего кармана небольшую иконку с ликом Христа и, протягивая её в сторону судьи, начинал взывать к религиозной совести последнего. Иногда же, во время зачитывания каких-либо документов, Пачиани мог вдруг закричать на весь зал что-то вроде: «Я судим, как Иисус Христос! Невиновного судят!» – и т. п. На каждую из таких выходок судья реагировал очень остро, повышал голос на Пачиани, и было видно, что подобное поведение подсудимого его крайне раздражает.

Пьетро Пачиани во время суда (1994 г.).

Главными уликами обвинения, как нетрудно догадаться, явились гильза калибра.223, найденная старшим инспектором Перуджини во время обыска фермы Пачиани, промасленная тряпица, обнаруженная через пятнадцать месяцев после обыска в банке под деревом на всё той же ферме (напомним, что линия отрыва этой тряпки совпадала с таковой же линией на ветоши, анонимно присланной маршалу карабинеров Артуро Минолити), и наконец, свидетельские показания Лоренцо Неси, утверждавшего, будто он видел обвиняемого 8 августа 1985 г. менее чем в километре от той поляны, на которой погибли французские туристы. Пачиани и его адвокаты ничем не могли «отбить» эти доводы обвинения. Можно было, конечно, твердить о том, что гильза и тряпка подброшены, а свидетель ошибается, поскольку невозможно точно запомнить совершенно рядовую встречу на дороге, но это были голословные утверждения. И хотя Пачиани не имел автомашины красного или розового цветов (его автомашина была белой), тем не менее, даже эта ошибка в показаниях Неси не подорвала сильного впечатления от его показаний.

Одной из очевидных странностей этого процесса было то, что все усилия обвинения были направлены на доказательство совершения Пьетро Пачиани убийства французских туристов в 1985 г. Другие эпизоды кровавого пути «Флорентийского Монстра» почти не рассматривались и упоминались лишь между делом, другими словами, обвинители не считали нужным доказывать причастность подсудимого к убийствам, скажем, немецких гомосексуалистов в 1983 г. или парочки на поле Бартолине (Сузанны Камби и Стефано Балди) двумя годами ранее. Т.е. по умолчанию считалось, что если Пачиани убил французов, то он же убил и всех остальных предполагаемых жертв «Монстра». Между тем, подобное признание виновности «по умолчанию» совершенно неоправданно с правовой точки зрения; презумпция невиновности требует доказывания в суде каждого из инкриминируемых обвиняемому эпизодов. Доказательство вины в одном эпизоде не должно автоматически распространяться на весь список обвинения. В данном же случае это правило было попрано явно и цинично – Пачиани формально обвинялся во всех преступлениях «Флорентийского Монстра», но обвинение фактически трудилось над доказательством вины только по одному эпизоду.

Суд на Пьетро Пачиани продлился шесть с половиной месяцев. Приговор был оглашён 1 ноября 1994 г. Подсудимый признавался невиновным в убийстве Барбары Лоччи и Антонио Ло Бьянко и виновным в семи двойных убийствах, приписываемых «Флорентийскому Монстру». Он осуждался на тюремное заключение продолжительностью «четырнадцать пожизненных сроков». Немного абсурдный приговор, но зато со смыслом: за каждого погибшего от рук «Монстра» Пачиани получил один пожизненный срок.

Пьетро Пачиани, услыхавший приговор, молитвенно сложил руки перед собой и простонал: «Умираю невиновным!» Эту сцену запечатлели с разных точек телекамеры четырёх телевизионных каналов.

В тот самый момент, когда судья закончил оглашение приговора, Пачиани молитвенно сложил руки и простонал: «Умираю невиновным!»

Казалось, в истории «Флорентийского Монстра» наконец-то поставлена подобающая ей жирная точка. Так думали все, потому что 14 пожизненных сроков в Италии – это совсем не то, что аналогичный приговор в США. Там, как известно, легко присуждаются огромные сроки, но также легко – десятками лет – они и снимаются. В Америке можно получить 20 лет тюрьмы и выйти на свободу уже через пару лет – такие примеры известны во множестве. Ввиду переполненности тюрем комиссии по условно-досрочному освобождению работают в США как хорошо отлаженный конвейер. В Итальянской республике всё не так: там «пожизненный срок» означает именно пожизненный, а уж четырнадцать пожизненных…

После осуждения Пьетро Пачиани группа САМ была расформирована как полностью выполнившая поставленную задачу. Сотрудники целевой группы получили всевозможные бонусы: ценные подарки, благодарности, продвижение по службе, переводы в наиболее престижные подразделения. Прокурор Винья, вечный оппозиционер изгнанного Ротеллы, возглавил крупный отдел в центральном аппарате прокуратуры, а Перуджини был направлен в долговременную командировку в США, где занял почётную должность офицера по координации и связи итальянского МВД при ФБР.

Всё было вроде бы хорошо. Пачиани сидел на нарах, шум, вызванный процессом, очень быстро сошёл на «нет», и ничто, казалось, не предвещало неожиданных зигзагов расследования. Ведь и расследования уже никакого не было!

Между тем, на подходе были события по-настоящему феерические.

И связаны они оказались с маленькой, хрупкой, тихой и незаметной католической монахиней Анной-Марией Мацарри (Anna Maria Mazarri). Эта женщина очень близко приняла к сердцу судьбу осуждённого