Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Резкая боль пронзила его спину, когда он, как торпеда, врезался в женщину. Грохот на лестнице был настолько громкий, что Штерн больше не мог понять, чьи именно части тела ударяются с такими глухими звуками. Уже второй раз его голова со всей силы налетела на что-то твердое – скорее всего, на ступеньку. Из носа хлынула кровь. Штерн на животе заскользил вниз, и от боли в левой ноге у него из глаз посыпались искры. Во время падения он ступней зацепился за перила и теперь всем своим весом «повис» на лодыжке.
Разрыв связок. Растяжение. Внутрисуставный перелом. Судя по боли, все сразу, но Штерну было все равно. Осторожно освободившись, сквозь пелену слез он смог разглядеть, что его противнице внизу лестницы досталось сильнее: она не шевелилась, а колено, как, впрочем, и все тело, было вывернуто совершенно неестественно. Штерн подтянулся, опираясь на перила, вздрогнул, как от бормашины дантиста, когда попытался опереться на левую ступню, и попрыгал на одной ноге вверх по лестнице. Казалось, что его слизистые оболочки горят и растворяются сами собой.
Третья дверь направо, сказала она. Указание было ненужным. В его состоянии Штерн мог воспринимать окружающий мир только на слух. Музыка по-прежнему раздавалась из-за массивной дубовой двери, ручку которой Штерн дергал.
Заперто.
Роберт принял решение за доли секунды. Он побежал назад, не обращая внимания на ужасную боль, которая словно гвоздями пронизывала его левую ногу при каждом шаге. Схватился за горшок, который едва смог приподнять, потому что вместо земли тот был наполнен тяжелыми белыми камешками. Тогда он протащил горшок за собой по полу несколько метров, поднял его обеими руками, игнорируя хруст позвоночника, и с размаху ударил по двери – там, где ее легче всего было повредить. Ручка оторвалась, а вместе с ней расшатался и примитивный дверной замок. Штерн налег плечом на податливое дверное полотно. Раз. Другой. Пока наконец, уже опьяненный болью, не ввалился в комнату.
То, что его там ожидало, было хуже всего, что Штерн видел в своей жизни. Внутри его все кричало: «Слишком поздно!»
Сначала он заметил мужчину. Голого. В поту и парализованного от испуга. Его слишком медленно опадающая эрекция, видимо, полностью подавила в нем естественную реакцию к бегству. Вместо этого он лишь поднес обе руки к лицу, защищаясь.
Штерн повернулся к кровати и понял, что фигура без лица – это Симон, который, связанный, с дешевым полиэтиленовым пакетом на голове, неподвижно лежал на изношенном матрасе.
– Я могу все объяснить, – начал мерзавец, в то время как Штерн, ослепший от слез, ярости и боли, похромал к камере, схватил штатив и, как бейсбольной битой, ударил им по челюсти старика. Мужчина повалился назад и при падении задел музыкальную установку, которая рухнула на пол. Музыка Верди прервалась в тот самый момент, когда Штерн подскочил к кровати, схватил Симона за голову и проделал отверстие в пакете.
Потом ему захотелось кричать. От бесконечного облегчения. Он сделал все неправильно, но все-таки не проиграл. По крайней мере, что касается Симона. Ребенок закашлялся, как тонущий человек, которого только что вытащили из воды, и никак не мог успокоиться. Для Штерна эти свистящие звуки, с которыми Симон втягивал воздух в легкие, были красивее любой симфонии.
– Мне так жаль, мне так жаль, – забормотал Штерн и притянул к себе мальчика, который теперь сидел на кровати, полностью освободил Симона от пластикового пакета и обхватил его голову руками, как нечто ценное, стараясь не прижимать его к своей испачканной кровью и грязью груди.
– Все… все хорошо. – Симон судорожно глотнул воздух и со свистом выдохнул. Потом с трудом перевел дух и шмыгнул носом. Штерн немного отстранился от него. К счастью, газовое облако пока оставалось в коридоре. Но он боялся, что одних лишь частиц, осевших на его волосах, достаточно, чтобы усугубить состояние Симона.
– Сматхх рхии, – хрипел мальчик, у которого оказалось достаточно сил, чтобы сидеть, тогда как Штерну больше всего хотелось прилечь и заснуть. Когда Симон повторил непонятные звуки, Штерн наконец догадался.
Смотри!
Штерн обернулся как раз вовремя: мужчина с разбитым лицом пытался выскользнуть за дверь.
– Стоять! – рявкнул Штерн и снова схватился за штатив, камера с которого давно слетела. На этот раз он ударил мужчину по голени. Тот согнулся, повалился на пол и, рыча от боли, остался лежать прямо на пороге. – Не сметь двигаться ни на сантиметр! Иначе я убью тебя, как твою придурочную жену.
Штерн наклонился над извращенцем, который как раз захлебнулся собственным криком. Показал ему скальпель, который схватил с журнального столика, и стал соображать, как поступить дальше. Больше всего Штерн хотел всадить ему в голую ступню острие штатива или загнать под ногти лезвие ножа. Но Роберт не мог так поступить при Симоне. Мальчик видел уже достаточно жестокости, и даже хуже: ему пришлось самому с ней столкнуться. Из-за него Симону потребуется психологическая помощь.
– Послушайте, мы можем все уладить, – заныл мужчина. Он лежал, свернувшись клубком, перед Штерном, и его недавно приятное выражение лица полностью изменилось, и не только по причине съехавшего зубного протеза. – У меня есть деньги. Ваши деньги. Как договаривались.
– Заткнись. Мне не нужны деньги.
– Что же? Тогда зачем вы пришли?
– Симон, отвернись, пожалуйста, – сказал Штерн, поднимая штатив.
Мужчина подтянул колени до самого подбородка и, защищаясь, закрыл руками окровавленную голову.
– Нет, пожалуйста, не надо, – взмолился он. – Я сделаю все, что вы хотите. Пожалуйста.
Штерн заставил его еще некоторое время дрожать в ожидании следующего удара, потом спросил:
– Где сотовый телефон?
– Что?
– Твой чертов телефон? Где он?
– Там. – Мужчина указал на домашний халат перед кроватью.
Штерн сделал шаг назад и поднял его.
– В боковом кармане. Справа.
Штерн с трудом мог разобрать хныканье педофила. Наконец он нашел телефон и протянул мужчине, лежащему у его ног.
– Что я должен сделать?
– Позвони ему.
– Кому?
– Твоему контактному лицу. С кем ты разговаривал в гостиной. Давай. Я хочу поговорить с ним.
– Нет, не получится.
– Почему?
– Потому что у меня нет его номера. Ни у кого нет номера Торговца. – Мужчина произнес последнее слово как имя, а не обозначение деятельности. Даже в такой плачевной ситуации безумец трепетал перед могущественным кукловодом всей этой тусовки.
– Как ты тогда связываешься с ним?
– По электронной почте. Мы пишем ему, а он перезванивает. Так было и в вашем случае. Тина… – он с трудом перевел дыхание, – еще в машине отправила ваше имя и номер паспорта по телефону. А он нам позвонил.