Соседи вызвали пожарных и милицию. Деревянная Лолкина дверь выгорела почти дотла. Милиция хотела составить акт, но Игорь с Лолкой убедили их, что к поджигателю не имеют никаких претензий.

Настя взяла больничный и неделю лежала дома. Не ела, не пила. Потом приехала мать и увезла ее к себе. Мать убеждала Настю, что ничего страшного не произошло, жаль, конечно, потраченного времени, но жизненный опыт неоценим. Вообще этот козел не стоит ни единой Настиной слезинки. И сказала, что она, Настя, не там ищет и что теперь спутника жизни мать подберет ей сама. На примете уже имелся коллега ее мужа, тоже депутат. Правда, слегка женатый, но это дело поправимое. В глубинке, на родине жениха, осталась его семья – жена, провинциальная квочка, и ребенок. История прошлая, и везти эту самую жену – ни кожи ни рожи – в Москву не было никакого резона. Теперь ему была нужна красивая, молодая и образованная москвичка. Почему не Настя? Мать считала, что дело почти решенное, оставались только технические моменты.

Настя вернулась домой через месяц, изрядно подустав от деятельной матушки. А через три дня, когда она вышла на балкон покурить, увидела длинный белый лимузин у подъезда, Лолку, затянутую в шелковый корсет, с веночком из мелких цветов на буйных кудрях, и Игоря, который подхватил эту самую Лолку на руки и понес к машине. Настя бросила недокуренную сигарету вниз – жаль, что окурок отогнал ветер и не вспыхнул тонкий атлас пышной невестиной юбки.

А через две недели, в дождь и мерзкую ноябрьскую промозглость, Настя ловила машину после работы. Машина остановилась. За рулем сидел здоровый молодой парень. Машину он вел уверенно и даже лихо, громко подпевая радио «Шансон». Настя посмотрела на его крупные руки и почему-то, неожиданно даже для себя, пригласила его к себе – выпить кофе. Он рассмеялся, весело посмотрел на Настю и сказал, что кофе не пьет, а пьет чай и пиво.

Звали его Денис, и переехал он к ней через месяц. Сразу починил кран в ванной, поправил карниз на кухне и принес в дом странные продукты, которые раньше у Насти не приживались – свинину, картошку, селедку. Играючи пожарил отбивные и картошку и попросил Настю на завтра сварить борщ. Но главное не это. А то, что, кажется, Настя уже почти поняла, засыпая ночью на широкой груди Дениса и с нежностью слушая его довольно мощный храп. Ну, в смысле поняла, о чем ей тогда говорил Игорь. Ну, когда пожелал ей понять что-то такое, о чем он раньше не догадывался сам.

Вот такие метаморфозы случаются с человеком. Не часто. Но все же бывает. И жизнь иногда разворачивается самым неожиданным образом и для окружающих, и для нас самих. А спустя год Настя родила дочку, такую же крупную и щекастую, как и ее отец. Гуляя с коляской во дворе, столкнулась как-то с Лолкой – та была тоже с коляской. Настя посмотрела на испуганную Лолку и рассмеялась. На следующий день они гуляли уже вместе, конечно, вдвоем веселее. Обсуждали, естественно, свои женские дела – памперсы, соски, обеды, ужины, мужей.

В общем, все то, что обычно обсуждают вполне счастливые женщины.

Хозяйки судьбы…

Лильку Михайлову легко можно было бы возненавидеть. Было бы желание. За тонкую талию, стройные, загорелые и длинные ноги, за большие зеленые глаза. За рыжеватые пушистые волосы. За белые и ровные зубы – без всяких там дурацких пластинок. За школьную форму из магазина «Машенька», не такую, как у всех – прямую, с грубым фартуком с «крыльями». Магазин-ателье «Машенька» предлагал другую: платье с юбкой-гофре, шерсть тонкая и мягкая, а фартук – с узенькими лямочками и открытой грудкой. Если к советской школьной форме можно было притянуть слово «изящная», то это, несомненно, была она, форма из «Машеньки». Такие формы были у девочек из «хороших семей». С приличными зарплатами.

Да, еще Лильку можно было бы спокойненько возненавидеть за сиреневую дубленку. Вы вообще такое видели? Мало того что дубленка, так еще и сиреневая. Просто извращение какое-то. В школе Лилькина бабка ее не оставляла – еще бы, сопрут. Провожала Лильку до школы, не ленилась, и упиралась домой с дубленкой. А потом с ней же и приходила Лильку встречать. И каждый раз громко и скрипуче спрашивала Лильку: «Сколько сегодня – пять или шесть?» В смысле, уроков. Когда назад с дубленкой тащиться.

Да, кстати, еще у Лильки было полно сказочных полупрозрачных ластиков всех цветов с картинками и запахом клубники, банана и еще какой-то неземной вкусноты. Один болван даже этот ластик стащил и попытался сожрать. Конечно, оказалась гадость.

Еще были ручки с перламутровым корпусом, пенал с веселыми мышами в платьях и шортах и многое другое, заманчивое и таинственное. Мелочи, в общем, но они почему-то очень волнуют в детстве.

Но больше всего хотелось ненавидеть Лильку за шарики и канатики. Канатики чередовались с шариками. День в косицы или хвосты вплетались цветные ленточки-канатики, день – так же ловко держались на густых рыжеватых волосах цветные, прозрачные, с искринками внутри, шарики. С орех или даже с небольшую сливу величиной. Невероятная красота. Всех расцветок. Хватило бы на весь класс, да что там – на всю школу, сколько бы девчонок были счастливы! А так это все было у одной-единственной Лильки. Дома девчонки распускали старые шарфы и шапки и из скрученных и застиранных ниток пытались сплести подобие этой красоты. Страхота и смехота.

Но Лилька ничего этого не замечала. Она была хорошей девочкой. Во всех смыслах. В учебе почти первая (самых первых, кстати, не любят). Первое место занимала важная и грудастая Андронова, похожая на женщину средних лет. Вот ту точно не любили. А Лилька и списывать давала, и подсказывала со своей первой парты. И не выскочка, и не общественница. Просто родилась с золотой ложкой во рту. Где таких делают? Может, оттого, что предки не достают каждый день? Так как находятся эти предки в загранкомандировке. В Бразилии, между прочим.

На лето они не засылали Лильку в лагерь или в деревню комаров кормить. Летом она ездила в Рио. Вот так! Просто в Рио. Видали? Все обсуждают дурацкие лагеря с их «линейками» и холодными сортирами, несносных бабок с их огородами и опять же несносных младших братьев и сестер.

– А ты, Лилька?

– А я, девчонки, к родителям, очень соскучилась, – говорила она, слегка смутившись. – Целый год их не видела. Знаете, как плохо без родителей?

Девчонки вздыхали: не-а, не знаем, отдохнуть бы от них, родимых, месяц-другой – достали!

Конечно, учителя Лильку обожали. Мамаши тоже. Все мечтали, чтобы их дочурка с Лилькой поближе подружилась. А Лилька – со всеми одинаковая. Ровнее не бывает. Лучшие мальчишки (если такие бывают в школе) были, конечно, в Лильку влюблены. Все поголовно. Ну и как после этого Лильку не возненавидеть? А почему-то не получалось. Увы! Даже не хотелось.

В десятом, на выпускной приехала Лилькина мать. Точная копия Лильки, то есть наоборот. Только посмуглее (Бразилия!). С такими же зелеными глазами и стройными ногами. А вообще она была похожа на Кармен – цветастые шелковые юбки, огромные серьги в ушах, яркая помада и гладкая, блестящая голова. Она шла по улице, благоухая какими-то горьковатыми духами, и казалось, что сейчас на нее сядет бабочка – на такой яркий, ароматный и диковинный цветок.