Л и д и. Нет. Они рады, что можно сказать соседям: «Лиди учится в университете на физика…» Но им станет легче, если я вернусь.

К а т а. Вижу, вы ждете не столько моего совета, сколько одобрения: «Правильно, мол, деточка, поезжай-ка, сматывай удочки»… Но я не могу этого сделать.

Л и д и. Ну еще бы, разве может преподаватель сказать студенту крестьянского происхождения — уезжайте, мол… Но клянусь вам, я никогда никому об этом не расскажу.

К а т а. Нет, вовсе не потому. Вы для меня… ну, как младшая сестра… пришли за советом, а я буду бояться чего-то! За кого вы меня принимаете?

Л и д и. Извините… Но всем нам приходится многое учитывать.

К а т а. Вы меня вовсе не убедили, что университет не для вас. Вы сейчас в шоке, и он пока еще не прошел… Кроме того, вы начали учиться в университете с меньшей подготовкой, чем другие, а чтобы наверстать упущенное, нужен год, другой.

Л и д и. Но это не только из-за учебы… Если я пойму, как надо учиться, я могу работать как вол, — так было в гимназии с латынью. Но для меня здесь все…

К а т а. Понимаю… Все, чем мы живем…

Л и д и. К этому я никогда не привыкну… А если и привыкну, то уже потеряю свое «я»…

К а т а. И вы пришли ко мне как к человеку, вышедшему из тех же низов, чтоб я подсказала, как вам быть?

Л и д и. О, у меня и в мыслях не было сравнивать вас с собой. Вы такая способная… Вы печатаете свои статьи. Корбуй, который занял первое место на курсовом конкурсе, с таким уважением отзывается о вас. И эта прекрасная квартира, книги… А эта фотография на стене… наверное, ваши дети…

К а т а. Да, только теперь они уже не такие маленькие.

Л и д и. Нет, этого мне никогда не достичь.

К а т а. А если б достигли… вы были бы очень счастливы?

Л и д и. Об этом я даже думать не могу. О счастье у меня всего лишь такие… деревенские понятия. Мои родители, брат, — он работает мастером на заводе по ремонту весов, — девочки и ребята, с которыми мы вместе учились в школе, — все под стать мне.

Слышно, как отворяется входная дверь.

К а т а (в сторону двери). Кто там? (Лиди.) Сейчас мне нелегко ответить вам на это. Мой совет — подождите. Моя акклиматизация проходила значительно легче. Но в конечном итоге… (Смотрит на входящего мужа.) Мой совет — подождите. То, что вас так напугало, не минует вас и дома. Прежней деревенской жизни пришел конец… Нарождается новый мир, в котором нравственность, счастье — все получает новое содержание. Тот, кто не опоздал, должен все открывать для себя заново.

Б о д о р (подходя к Кате). Ката, мне нужно с тобой поговорить.

Л и д и. Извините, я вас слишком задержала.

К а т а. Нет-нет, напротив. Мы продолжим этот разговор. Первое, что вы должны понять, — это что и как нужно учить. Позвольте вам в этом помочь. Мир представляется совсем иным, когда чувствуешь в себе уверенность. (Протягивает ей руку.)

Л и д и. Я вам очень признательна… Чем я могу отблагодарить вас?

К а т а. Это я вам благодарна, что вы обратились ко мне… Так часто занимаешься никчемными делами… и меня радует, если я чувствую, что кому-то действительно могу помочь. (Провожает студентку.)

Бодор, приосанившись, делает глубокий вздох, машинально потирает руки. К а т а  возвращается, молча останавливается перед мужем.

Б о д о р. Ката, я не поехал на дачу. Я хотел пройтись пешком, чтобы немного подумать. Но с полпути вернулся… Мне трудно начать объяснение с тобой.

К а т а. Говори…

Б о д о р. Никогда не думал, что нам придется объясняться на эту тему… Но, поскольку я уважаю тебя и себя тоже…

К а т а. Я жду…

Б о д о р. Я не хочу, чтобы мы оба вели себя недостойным образом: чтобы я лгал, а ты следила за мной…

К а т а. Я не следила…

Б о д о р. Ну, чтоб другие следили. Чтоб мой сын делал намеки, от которых я чувствую себя виноватым… Я не знаю, что тебе известно, но не хочу, чтоб ты услышала правду от других.

К а т а. Действительно, почему бы тебе самому не сказать?

Б о д о р. Не будь ты такой сильной… или, скажем, люби ты меня…

К а т а. Конечно, у тебя нет никаких причин лгать. Усложнять себе жизнь. В конце концов, ты не сделал ничего такого, что было бы противозаконным…

Б о д о р. Что?

К а т а. И даже такого, что противоречило бы теперешней морали. В конечном итоге мы с тобой равны… Только я постарела раньше тебя… В чем именно — не стоит искать.

Б о д о р. Ты же знаешь, что речь идет не об этом. Из-за этого я бы никогда тебя не оставил…

К а т а. Разумеется, нашлась такая понимающая душа, которая лучше меня смогла оценить твои планы реконструкции завода… Я бы на твоем месте не стала отрекаться от своих поступков и считала бы недостойным прикрывать их подобными приемами. Раз ты не хочешь лгать, не лги и самому себе.

Б о д о р. Это же сущая правда, что ты обращалась со мной как с болваном…

К а т а. Признаться, несмотря на твой диплом с отличием, я не считала тебя слишком умным… Я знавала по-настоящему умных людей. Но это не было помехой моей любви к тебе. Я даже считала тебя очень милым, несмотря на твою мальчишескую угловатость. Ведь когда мы с тобой познакомились, ты был таким увальнем…

Б о д о р. По крайней мере ты признаешь, что я сумел это преодолеть.

К а т а. И если в юности, когда у меня тоже еще были козыри, меня не тревожило, что чувство справедливости в тебе развито не так уж сильно, то зачем мне говорить об этом сейчас, когда я и сама знаю, что моя карта бита? Теперь же ты начинаешь возмущаться моим тогдашним обхождением, которое в ту пору, когда я была еще красива, ты переносил весьма покорно.

Б о д о р. Не только люди со слабо развитым чувством справедливости, но даже болваны любят, когда то, что они считают своим кровным делом, воспринимается всерьез…

К а т а. Это я-то не воспринимала всерьез? Разве я не предлагала тебе помощь, чтобы превратить твои «прожекты» в серьезное дело? Я хотела учить тебя статистической математике. Но ты не смог понять даже кривой рассеивания Гаусса{37}.

Б о д о р. Не переношу математику.

К а т а. Ведь это я обратила твое внимание на информационные расчеты, я занималась ими по воскресеньям, чтобы ты понял их суть. Но ты искал более поверхностных слушателей… Которые легко приходят в восторг от рассуждений товарища начальника…

Б о д о р. Товарища начальника?

К а т а. По-настоящему меня беспокоило лишь то, что ты не был действительно умным. Что этот твой недостаток секретарша или машинистка…