С той ночи все переменилось. Дженнифер и ее четырехлетнего брата увезли к тете на несколько недель, потому что их мать была практически парализована горем. Иногда она приезжала навестить детей. Дженнифер всегда бросалась навстречу ей, но скоро ей начало казаться, как будто место мамы заняла какая-то незнакомка. У женщины, которая нагибалась, чтобы обнять ее, было красное, одутловатое лицо, которое Дженнифер не узнавала. Оно пугало ее. Когда руки матери смыкались вокруг нее, Дженнифер застывала. Она хотела сказать маме, как она напугана, и в два года уже понимала, что с ее мамой что-то произошло. Мама стала хрупкой, она не могла дать многого. Прошли годы, прежде чем Дженнифер смогла все это вспомнить.

Первая паническая атака случилась у Дженнифер в двадцать шесть лет. Она ехала домой на метро после успешной презентации на работе. Внезапно ее зрение стало нечетким, словно она смотрела сквозь толщу воды. Уши заложило, начало тошнить и напал страх. Все ощущения были настолько новыми для нее, что она подумала, будто у нее удар. Ее как бы сковало параличом, она чувствовала себя настолько беспомощной, что даже не могла позвать на помощь.

Следующий подобный приступ случился неделей позже, прямо перед ее презентацией. А еще неделей позже – во время похода в магазин. К концу месяца подобные приступы стали ежедневными.

Если бы Дженнифер могла слышать свой ключевой язык, она обратила бы внимание на фразы: «Я не смогу сквозь это пройти»; «Я все потеряла»; «Я осталась совсем одна»; «Мне не удастся»; «Они меня отвергнут».

Когда ей удалось повернуться лицом к своим страхам, это было уже полпути к победе.

Дженнифер начала вспоминать другие случаи в жизни, когда она чувствовала себя беспомощной и парализованной. Хотя с матерью они были близки, Дженнифер описывала ее как хрупкую, одинокую, нуждающуюся в заботе, милую и любящую. По мере того как проговаривала эти слова, она начала приближаться к тому, какой беспомощной себя чувствовала в детстве, стараясь облегчить горе матери. Невозможная для маленькой девочки задача утешить мать в горе послужила причиной того, что Дженнифер стала чувствовать себя одинокой и незащищенной, боясь не справиться с обстоятельствами.

Связав панические атаки с детством, Дженнифер смогла определить источник своей тревоги. Как только начинался приступ паники, она теперь могла унять его, напоминая себе, что все это – лишь страхи маленькой девочки. Как только она определила эти чувства внутри себя, то взяла под контроль приступы нарастающей тревоги. Дженнифер научилась медленно и глубоко дышать, фокусируясь при этом на тревожных ощущениях в груди. Она также научилась говорить слова, успокаивающие маленькую девочку внутри ее. Она глубоко вдыхала и говорила: «Я здесь для тебя, и я позабочусь о тебе. Ты больше никогда не будешь один на один с этими чувствами. Ты можешь доверять мне, со мной ты будешь в безопасности». Чем дольше Дженнифер практиковалась, тем больше росла в ней уверенность в том, что она способна позаботиться о себе.

Трихотилломания – «Разделенные на корню»

В течение шестнадцати лет Келли вырывала себе волосы на голове, выщипывала все брови и ресницы. Она носила накладные ресницы, рисовала брови и зачесывала волосы так, чтобы скрыть залысины. Выдергивание волос (трихотилломания) было ежевечерним ритуалом. Каждый вечер, около 21.00, она уединялась в своей комнате, обуреваемая тревожными чувствами. Ее руки, «чтобы чем-то заняться», не унимались, пока не выдергивали значительное количество волос. «Это успокаивает меня, – сказала она. – Это как освобождение».

Когда Келли было тринадцать лет, ее лучшая подруга Мишель порвала с ней. Келли не поняла, почему Мишель так резко отстранилась от нее, но чувство потери было непереносимым. Именно вскоре после этого случая она начала выдергивать себе волосы. «Со мной, наверное, что-то не так, – думала она. – Наверное, чего-то во мне ей было недостаточно, и она ушла от меня». Эти фразы, как вы вскоре увидите, горели, как неоновые указатели на карте ее ключевого языка. Находясь в сознании чуть глубже и ожидая, когда их обнаружат, они готовы были вести Келли к еще более раннему и более важному событию – разрыву связи с матерью.

В полтора года Келли необходимо было делать операцию на кишечнике и потому провести вдали от матери десять дней. Каждый вечер, когда часы посещения в больнице подходили к концу (а это было как раз около 21.00), мама покидала ее и уходила домой, чтобы заботиться о новорожденной сестре и старшем братишке Келли.

Можно только представить чувства тревоги, которые испытывала девочка, когда мама уходила и оставляла ее одну в больничной палате. Они подсознательно нашли свое выражение в трихотилломании Келли. Каждый вечер, приблизительно в 21.00, эти чувства начинали бродить в теле Келли. Длилось это до тех пор, пока она не нашла суррогатный способ, как успокоить их – буквально выдергивая себе волосы.

Самый сильный страх Келли, выраженный в ключевой фразе, подвел ее к самому корню травмы. «Самое жуткое, что может со мной случиться, – это то, что я буду совершенно одинока. Меня оставят. Меня забудут».

Ключевая фраза Келли: «Я буду совершенно одинока»; «Меня оставят»; «Меня забудут».

В тринадцать лет Келли вновь пережила подобные чувства. Мишель и она были не разлей вода. Затем неожиданно Мишель вдруг бросила ее и подружилась с девочкой из модной компании, все члены которой повернулись против Келли. Она почувствовала себя «оставленной, отвергнутой, обделенной вниманием».

Это событие, если посмотреть на него шире, могло быть для Келли «упущенной возможностью» посмотреть в сторону более важной травмы – когда мать оставила ее в больнице. Однако немногие из нас рассматривают свои неприятности в качестве указателей. Вместо этого мы концентрируемся на том, как уменьшить свои страдания, и редко стараемся дойти до их источника. Когда нам начинает открываться мудрость ключевого языка, симптоматика переживаний становится нашим соратником.

Выдергивание волос как метафора

Ключевой язык Келли показывает, насколько глубоко она боится «быть оставленной». На самом деле она начала вырывать волосы (что является невербальным выражением ее ключевого языка) сразу после того, как ее бросила Мишель. Это пристрастие привело Келли к обнаружению изначальной травмы. Кроме того, оно является своеобразной метафорой разделения двух вещей, которые изначально связаны друг с другом. Келли отделяла волос от фолликула, державшего его. Это действие похоже на образ ребенка, которого забирают у держащей его матери.

В специфическом поведении часто отражается то, что невозможно увидеть или исследовать осознанно. Когда мы останавливаемся и начинаем изучать свою симптоматику, мы можем найти истину, спрятанную глубоко. Симптоматика часто служит нам указателями, показывающими направление к тому, что необходимо исцелить или что требует разрешения. Когда Келли посмотрела на выдергивание волос под этим углом, она дошла до источника своих страданий и освободила себя от пожизненной тревоги.

Разрешение проблемы Келли

Келли отследила, что неприятные ощущения, связанные с фразой «меня оставят», определяются в районе живота. Она положила руки на зону своей тревоги и позволила дыханию заполнить эту область. Ощущая, как под руками, в такт дыханию, поднимается и опускается живот, она представила, что качает внутреннего маленького ребенка, который до сих пор напуган и одинок. По мере того как движение живота под руками начало успокаивать ее, она сказала себе: «Я никогда не покину тебя, когда ты будешь чувствовать себя напуганной и одинокой. Я буду класть свою руку сюда и дышать вместе с тобой до тех пор, пока ты не успокоишься». Одну сессию спустя Келли прекратила выдергивать себе волосы.