– Вон там, на диване валяется, – кивнула Иветта в сторону алюминиевой булавы с ватным набалдашником.

– Запали его, – приказал Глеб.

– Ты шутишь? Здесь все в бумажных и марлевых костюмах – хочешь пожар устроить?

– Мне шутить по роли положено.

– Кстати, я не поняла расшифровку твоей карты, – продолжая кружиться под музыку, призналась Иветта. – Как там Джон сказал: шуту доступны ценности различных каст и народов. И еще что-то про завихрения и превратности твоей судьбы.

– Я, честно говоря, тоже не понял. Но окончательный прогноз мне по душе: «В итоге шут обретает внутреннее равновесие и находит место в центре мира, на ярмарке». Слушай, давай я тебя наконец с Валерией познакомлю. Вон она, в костюме силы, разрывает пасть льва.

Валерия в этот момент стояла одна, на ней был напялен фартук с угрожающе рычащим львом и широкополая шляпа, тоже наполненная какой-то символикой.

– Нет-нет. Только не сейчас. В дьявольском наряде мне не по себе. Пойдем на балкон, в комнате очень душно.

– На балкон – это то, что надо. Там мы и зажжем твой факел.

Глеб подхватил брошенную Иветтой булаву, и они вышли на балкон. Квартира Жанны находилась на десятом этаже, и вид новостроек завораживал. В эту ночь окна в большинстве квартир светились, и фасады домов походили на гигантские кроссворды, заполненные всеобщим счастьем.

Январский воздух был привычно морозным, но влюбленные, разгоряченные необычной обстановкой праздничной ночи и друг другом, холода не чувствовали. Они поцеловались. Этот поцелуй казался украденным из общей суматохи, а потому был особенно приятен обоим. Затем Глеб поднес спичку к пропитанной чем-то вате на головке факела. Пламя вспыхнуло и отчаянно красиво рвануло вверх, в звездное небо. Иветта подняла руку и отвела огонь от себя.

– Такая ты мне особенно нравишься, – восхитился Глеб.

Силуэт с крыльями и поднятым горящим факелом походил на ангела, реющего над Петропавловской крепостью. Темнота скрыла и мышиную конфигурацию крыльев, и маленьких чертенят у пояса. Иветта и была, по сути, ангелом, только павшим.

Глеб снова поцеловал ее. Она откинулась на перила балкона.

В этот момент дверь со стороны комнаты приоткрылась и на балкон шагнула Валерия. Увидев ее, Иветта взмахнула руками, отталкивая Глеба. Горящий факел сделал круг над головой Глеба и полетел в бездну, на заснеженный двор. Но уже другой огонь, охвативший шутовскую шляпу Глеба, пылал над ним как маленькое солнце. Иветта, как всегда в минуты опасности, застыла в ступоре, но Валерия не растерялась. Она подпрыгнула как атлет и сбила горящую шляпу. Компактный костер, разбрасывая в ночную тьму искры, медленно планировал вниз. Знакомство состоялось. Валерия, склонная к поэтическим обобщениям, навсегда запомнила образ женщины-дьявола – поджигательницы брата.

Веселый карнавал продолжался до самого утра.

Дома Валерия – свидетель маленького пожара в новогоднюю ночь – пыталась выяснить у Глеба, насколько серьезен пожар в его душе. Особенно ее насторожило, что брат словом не обмолвился о новой женщине. Обычно он шутя сообщал: «Сегодня ночую у Нины… Кати… Гали». Имя Иветта Валерия услышала впервые. Расспросы сестры не смутили Глеба. Он был невозмутим и откровенен:

– Да. Я люблю Иветту и собираюсь на ней жениться!

– Только через мой труп! – воскликнула Валерия. – Люби сколько душе угодно. Но ты должен понимать, что время этой женщины ушло. Она никогда не сможет стать матерью твоих детей!

– Меня вопрос о детях не колышет. Я человек творческий. Мои работы – вот мои дети, – высказал Глеб расхожую мысль.

– Что-то я и работ твоих не вижу, – мимоходом заметила Валерия и тут же изменила тактику. – Ну да ладно, не будем спорить, братишка. Я просто так надеялась увидеть в доме малыша. Ты знаешь, творчество и для меня стало жизнью. Но это жизнь больного дерева – вроде бы еще листва зеленеет, ветви раскидистые… а в стволе дупло. Я не могу иметь детей, и долгое время для меня ребенком был ты. А теперь, теперь… – Валерия отвернулась и всхлипнула.

Глеб оторопел. Никогда, даже в роковые минуты, он не видел сестру плачущей. Его задор погас. Глеб пробормотал что-то невразумительное, мол, насчет женитьбы еще ничего не решено и он подумает. Вечер закончился примирением брата и сестры. Они вместе пили чай, обсуждали свою жизнь. Валерия обещала, что если Глеб оставит Иветту, то она откажет Петру. Потом прочитала ему новые стихи о закате, о догорающих заре и зиме. Они были трогательнее и убедительнее доводов Валерии.

Об Иветте брат с сестрой больше не говорили. Валерия пыталась выспрашивать брата об его отлучках, но Глеб отмалчивался. Как поступить в этой ситуации? Что-то придумывать, обманывая сестру, было мучительно. Отказаться от встреч с Иветтой – решительно невозможно. Но нежеланием принять Иветту Валерия только подталкивала брата к любимой женщине. В воскресенье утром Глеб позвонил Иветте и спросил, дома ли ее дочь.

– Да, Анечка спит. У нее завтра экзамен, она всю ночь готовилась. И сегодня просила разбудить не позже двенадцати.

– Очень хорошо. Я приду к тебе через пару часиков, и надеюсь, ты позволишь мне остаться насовсем. Наверно, об этом будет уместно сообщить и Анне.

– Что случилось, Глебчик? У тебя неприятности дома?

– Все расскажу при встрече. Целую.

В трубке раздались гудки. Разволновавшаяся Иветта бросилась приводить в порядок комнату и себя. Они не встречались с Глебом по-настоящему весь январь. Свидания на людях, в дни занятий, только распаляли взаимное тяготение. Но Иветта не могла принимать Глеба: у Ани началась сессия, и девушка дни и ночи проводила дома, лишь изредка наведываясь в университет на консультации. Все предметы Аня сдавала с неизменной оценкой «отлично».

Глеб приехал, когда Аня едва разлепила глаза после краткого утреннего сна. Мать, кусая от смущения губы, позвала ее знакомиться с гостем. Анна уже давно приметила следы пребывания чужого человека в их доме и по замешательству матери поняла, что пришел именно он. Анна вышла демонстративно не прибранная, не накрашенная, в старом спортивном костюме с зацепками на обвислых брюках. Немытые волосы свисали слипшимися прядями на уши. И даже очки на ней были домашние: удобные, но в старомодной пластмассовой оправе. Затрапезным видом она выражала явное небрежение дорогому матери гостю.

Глеб вошел в квартиру и поставил на пол дорожную сумку. Анна протянула Глебу руку, окинув его презрительным взглядом. «Пришелец» ощутил неловкость, но про себя отметил, что даже в таком непрезентабельном виде девушка излучает достоинство и уверенность в себе. Глаза за холодными стеклами смотрели отстраненно, лишь легкая насмешка то ли над Глебом, то ли над ситуацией поигрывала в них Иветта, стоящая чуть позади, напомнила дочери, что та уже встречалась с Глебом много лет назад, в мастерской Академии художеств. Но Аня его не помнила. Она уже хотела повернуться и уйти, но Иветта затеяла общий завтрак.