ветер продувал тёмное помещение, но завывающий ветер в его душе Ноа казался в два раза более одиноким.

Очередной порыв ветра заставил его вцепиться в свою куртку. Эдриану было плевать, если его унесёт ветер, если он заберёт их обоих на далёкий остров, где всего этого не было.

— Ты хочешь, чтобы я со всем покончил? Хочешь, чтобы я ушёл? — Эдриан вцепился в свои волосы. — Отлично. Я забираю своего пса и ухожу.

Он быстрым шагом направился к лестнице.

— Эдриан! — крикнул Ноа.

Он развернулся как идиот, его сердце рухнуло куда-то вниз.

— Да?

— У тебя нет ключей от фургона, — Ноа догнал его. — Я, э-э… провожу тебя.

— Мило с твоей стороны.

Эдриан переступал по две ступеньки за раз, не оглядываясь посмотреть, идёт ли за ним Ноа.

На площадке он развернулся, не в силах больше сдерживать вопросы.

— Почему ты это делаешь? Почему сегодня?

«Я хотел побыть со своим праздничным бой-френдом».

— Председатель звонил вчера…

— Это я понял. Но зачем говорить мне это сейчас? У нас, по крайней мере, могло быть Рождество.

Проклятье. Эдриан не собирался плакать. «Соври мне, пожалуйста, соври мне». И знал, что этот импульс не был разумным. Он не был каким-то маленьким ребёнком, который пытался спасти неловкий семейный праздник. То, что он будет цепляться за приятную фантазию праздника с Ноа, ничему не поможет. Но парень думал, что Ноа, по крайней мере, разделяет с ним эту фантазию. Ноа не был жестоким. Не был ненадёжным. Он ехал через весь город в больницу…

Бинго.

— Ты собирался подождать, прежде чем рассказывать мне о своём контракте, верно?

— Я больше не смог это скрывать. Ты прав, ты заслуживаешь лучшего…

Губы Ноа были такими же изворотливыми, как его взгляд. Он был жалким лжецом, и Эдриан перебил его.

— Чушь. Ты напуган. Больше, чем обычно. Сегодняшний день чертовски тебя напугал, как никогда раньше. Достаточно, чтобы ты разрушил моё Рождество… наше Рождество, которое мы ждали весь месяц. Что? Дети такие страшные?

— Нет, — тихо произнёс Ноа. Эдриан допустил ошибку, поймав взгляд Ноа прямо в этот момент, и увидел всю боль, всё желание, которое Ноа топтал в себе.

— Ох, Ноа.

Эдриан подошёл к нему, протянув руки, чтобы обнять, но Ноа обошёл молодого человека, быстро поднимаясь по лестнице на крышу.

Эдриан догнал его у автофургона.

— В этом всё дело, да? Ты сегодня увидел что-то, чего хочешь, верно?

— Это ты…

— Нет, не я. — Эдриан не собирался позволять ему сменить тему разговора, не когда они были так близки к раскрытию правды Ноа. — Не то, что я хочу, а ты… чего хочешь ты. Ты увидел что-то, в чём нуждаешься, и теперь бежишь от этого, потому что отказываешься позволять себе желать чего-то вне свой осторожно расписанной жизни. Ты говоришь себе, что это всё из — за меня и того, что мы хотим разных вещей…

— Так и есть, — Ноа открыл фургон. — Тебя подбросить до маминого дома?

— Нет, ну нужно, — Эдриан подхватил на руки Пикселя. — Мы хотим одного и того же.

Вот чего ты так боишься. Ты хочешь семью, и, может быть, даже мою, большую и чокнутую.

Ты любишь меня, но не будешь пытаться всё наладить?

Ноа покачал головой.

— Нечего налаживать. Я подписываю контракт. Я остаюсь в Лэндвью. С моей стороны было жестоко вовлекать тебя в это. Эта… идея с праздничной интрижкой причиняет боль нам обоим.

— Ты боишься. Ты боишься сидеть завтра там и играть в видеоигры с мальчишками и укачивать ребёнка, есть чизкейк моей бабушки с гоголь-моголем. Ты боишься, что тебе это понравится достаточно сильно, чтобы захотеть изменить своё крепко сжатое видение. Ты боишься захотеть вернуться.

— Да, — кивнул Ноа, чего Эдриан не ожидал. Он опустился на диван рядом с Улиссом, прежде чем продолжить. — Я трус. Но я тот, кто знает свои границы. Это мои границы. Я не могу этого сделать. Я не могу лгать. Я не могу притворяться. Я был дураком, подумав, что смогу.

— В один… в один прекрасный день… — голос Эдриана надломился. — В один прекрасный день ты оглянешься назад и увидишь, что у тебя могло бы быть. А я не собираюсь ждать.

Ему пришлось заставить себя сказать эту часть, потому что правда состояла в том, что Эдриан будет ждать. Но Ноа был прав насчёт того, что он заслуживал большего. Может быть, мужчина испугался, взглянув на возможное будущее, но геймер никогда не был более уверен в том, чего хочет. И он собирался пойти и взять это. Предпочтительно с Ноа. Но парень не собирался жертвовать всем своим будущим ради шанса, что бой-френд отопрёт свою запертую дверь. Впервые в своей жизни Эдриан собирался поставить на первое место самого себя.

— Я люблю тебя, Ноа. Действительно люблю. Но я заслуживаю тебя всего. Я думал о нас на протяжении всего полёта сюда… — он покачал головой. — У меня был этот глупый план. Я собирался уговорить тебя продолжить встречаться тайно, видясь на выходных время от времени. Я хорош в отношениях на расстоянии. Я проходил через такое раньше и прошёл бы через худшее ради тебя. Но я не могу так. Нет, если ты не хочешь встретить меня на полпути.

— Я не могу, — Ноа зарылся лицом в шею Улисса. Эдриан не хотел ничего большего, чем обвить его руками. — Прости, что испортил тебе праздник.

— К чёрту всё это. Я хотел, чтобы мы провели наш притворный праздник вместе, но, по крайней мере, я достаточно смел, чтобы признать, что хочу чего-то настоящего. Я влюбился. Ты влюбился. Мы не обязаны притворяться. Мы могли бы быть взрослыми и работать над будущим вместе, но ты не даёшь себе увидеть это будущее. Не извиняйся за то, что разрушил моё Рождество. Жалей о том, что разрушил свою жизнь.

Эдриан схватил свой рюкзак и своего пса и позволил двери захлопнуться за ним, прежде чем слёзы разрушили его слова. Он уходил медленно, желая, чтобы вселенная прошептала его имя ещё один раз, в этот раз по-настоящему. Но Ноа не позвал его обратно, и парень дошёл до лестницы на автопилоте.

* * *

Вечерний воздух был морозным, злобные порывы обдували парковку, пока Эдриан доставал свой телефон. Не ловит. Боже. Это было знакомо. Одиночество, холод, дрожащий пёс и никакого понятия, что делать дальше. Господи. Как мог один из лучших месяцев его жизни содержать так много отстоя?

Он прошёл через парковку обратно, вслепую пройдя по этажам, рассеянно гладя Пикселя, пока в его голове стоял монотонный гул.