своей келье без сна, старательно примиряя свою душу с новым поворотом в жизни.

Долгий путь от Пуатье до Коломбе-ле-Бель прошел гладко, без происшествий, если, конечно, не считать происшествием мелкую стычку с отрядом жалких разбойников недалеко от Шомона. Переодетые обычными слугами солдаты без потерь и особых усилий одержали победу, не оставив в живых почти никого. И преподобный Экуй, который впервые в жизни не просто взял в руки оружие, но и пустил его в ход, долго стоял над телом мертвого парня в лохмотьях, убитого им больше от испуга, чем по злобе.

Стоял оцепенело и думал, что всё это страшное вряд ли может вершиться по воле Бога. Но раз это вершится, и вершится, и вершится, значит, чья-то злая воля сильнее Божьей. И не святые отцы, вроде монахов из Мо, а высокие рангом епископы -такие, как Кошон – определяют этим вот парням, родившимся для мирной сельской жизни, и разбойную дорогу, и бесславную смерть.

– Не ты, так тебя, – сказал, проходя мимо один из солдат, хлопнув Экуя по плечу и выведя его из оцепенения.

Преподобный вздохнул, поднял глаза и встретился взглядом с Рене Анжуйским, уже сидевшим в седле и внимательно следившим за ним с высоты своего положения.

– Думаете, он так же стоял бы над вами? – спросил Рене.

– Кто знает, кому из нас сейчас легче, – ответил Экуй. – Если бы вы позволили похоронить их, ваша светлость…

– Мы не хороним разбойников. Мои солдаты вряд ли поймут ваш порыв, как понимаю я.

– И всё же, не отказывайте людям в милосердии, – упрямо выговорил монах. – Прикажите похоронить убитых.

– Милосердие из-под палки? – усмехнулся Рене.

– Лучше так, чем зло, принятое сердцем.

– У нас нет на это времени, господин Экуй… Впрочем, если желаете, можете задержаться здесь и похоронить своего. Я не возражаю.

С этими словами Рене отпустил поводья и неторопливо поехал прочь. А Экуй с коротким вздохом поискал глазами, чем бы можно было выкопать могилу, и, вытащив из руки какого-то мертвого разбойника вполне пригодный топор, принялся расковыривать теплую податливую землю.

Солдат – тот, что проходил мимо – глянув на преподобного, откровенно засмеялся. Но другой, постарше, перекрестился, опустил ногу, занесенную на стремя, с ругательством выдернул из крепления на седле дорожную лопату и пошел помогать. За ним двинулись еще двое.

– Ваша светлость, а нам что делать? – спросил, догоняя Рене, один из пажей.

– Я вам не хозяин там, где вступает в силу закон Божий, – пожал плечами молодой человек.

Обернувшись через плечо, он с откровенным интересом понаблюдал за копающим могилу Экуем, потом перекинул ногу через седло и легко спрыгнул на землю.

– Покарауль коня, – крикнул оруженосцу, бросая ему поводья.– Немного отдохну, пока есть время…

Прямо на траве расстелив свой плащ, Рене удобно устроился в стороне от копающих, обратил лицо к густо-синему закатному небу и в который уже раз с гордостью, смешанной с непреходящим удивлением, подумал о матери.

Мадам Иоланда снова не ошиблась. Человек, который готовился предать, вел бы себя угодливо, предупредительно и сам бы всех торопил, желая быстрее достичь места, где ему откроют, наконец, для чего привезли в Лотарингию. В лучшем случае вел бы себя тихо, не привлекая внимания, как делают те, кто похитрее. А этот словно сам себя убеждал, что еще не потерян для жизни, которую избрал, став священником.

И удовлетворенный Рене решил при первой же оказии написать матери и успокоить – Экую можно довериться.

* * *

Из трех плетеных корзин была извлечена вся оставшаяся походная снедь. Часть её Рене велел отослать своему отряду, а часть оставить, но сам к еде не притронулся. Не стал есть и преподобный Экуй, терпеливо пережидавший, когда расторопные солдаты опустошат корзины и уберутся прочь в предвкушении ужина. На приглашающий жест Рене он только отрицательно мотнул головой, продолжая теребить снятую шляпу и ожидая предстоящих объяснений, как приговора.

– Вы чего-то боитесь, Экуй? – спросил молодой человек.

Он выплеснул из кружки остатки воды, налил себе привезенного вина, видимо, явно не доверяя словам хозяина о превосходном анжуйском, выпил, но ответа так и не дождался. Только неопределенное пожатие плеч показало Рене, что его вопрос был услышан.

Экуй и сам не понимал, почему так нервничает. Подслушанные разговоры между Кошоном и герцогом Бургундским, кое-что замеченное в Пуатье, намеки Рене во время совместного пути и вся эта таинственность казались ему лишь колыханием тяжелого полога, за которым было скрыто нечто огромное и пугающее. Нечто, способное выжечь в нём остатки прежней веры и ничего не дать взамен…

Он вдруг подумал, что предпочел бы просто выполнять всё, что от него потребуют, не вникая в детали, но вдохновляя себя простой мыслью, что просто может, наконец, помешать Кошону.

– Давайте к делу, ваша светлость, – тихо пробормотал Экуй, когда отмалчиваться стало уже совсем неучтиво. – Я боюсь только одного – не справиться.

– Совсем не стыдный страх, – без усмешки заметил Рене. – Но – к делу, так к делу.

Молодой человек взял со скамьи прямоугольный кожаный сверток и, вытащив ремешок из петель, положил его развернутым на стол перед Экуем. Внутри оказалась дощечка с прикрепленными к ней письмами для коменданта крепости Вокулёр, в которых неизвестные Экую люди расписывали мессиру де Бодрикур таланты «цирюльника Гийома», заверяя, что лучшего он в эти тяжкие времена вряд ли найдет.

– Что это значит? – спросил монах.

– Это значит, что прежний цирюльник господина Бодрикура, якобы напуганный осадой, покинул крепость и рыцарь ищет нового, потому что страдает зубными болями и раздражениями на коже. Эти письма – ваши рекомендации. Можете не волноваться, люди, которые их дали, в любой момент лично подтвердят каждое слово. Но, уверен, этого не потребуется. Насколько я знаю господина де Бодрикур – он не слишком привередлив в отношении своей внешности, зато терпеть не может зубную боль. Вы хорошо себя проявите, если в первый же день своей службы предложите ему это…

Рене вытащил из-под ворота камзола длинный шнурок, на котором висел узкий флакон длиной в половину ладони.

– Двух капель на кубок с каким-нибудь питьем будет достаточно.

Экуй сглотнул.

– Это яд?

– Зачем? – вскинул брови Рене. – Мы дорожим господином Бодрикуром, и это действительно лекарство. Оно поможет гораздо лучше примочек из дубовой коры, которыми рыцаря пользовали до сих пор, так что вами сразу будут довольны. А дальше постарайтесь сделать так, чтобы к вашему мнению еще и прислушивались. Господин комендант очень любит прислушиваться…

– Для чего это нужно?

– Для того дня, когда к воротам Вокулёра подойдет некая девушка… Она назовется Жанной,