– Величайший шкипер в мире только что послал тебе прощальный привет!

Увидев, что Мари побледнела, сестра Кристиана не лишила себя удовольствия уколоть ее еще больнее: пусть помучается, как мучается она!

– Телекомментаторы говорили, что отказ Кристиана изменить трассу был равен самоубийству! – Она горько усмехнулась. – Брат нуждался в тебе, Мари, а ты его бросила. У меня, кроме него, никого не осталось. Если с ним что-нибудь случится, во всем будешь виновата только ты!

Люка поймал последнюю фразу на лету.

– Не надоело вам винить ее во всех смертных грехах? – грубо вмешался он.

– «За Мари. Всевышний вынесет приговор. Из каменного сердца брызнет кровь и прольется свет», – ядовито процитировала Анна, обратив на него красноречивый взгляд. – Если не ошибаюсь, так говорилось в найденных вместе с трупами записках?

Гневную реплику Ферсена перекрыл сигнал парома. Мари подхватила оставленный возле «мегари» багаж и, проводив глазами удалявшуюся Анну, направилась к причалу. Люка догнал ее и, силой отобрав сумку, пошел рядом. Как повлиять на ее решение, что сказать? Он намеревался лишь в крайнем случае прибегнуть к аргументам, которые, с одной стороны, могли стать определяющими, но с другой – окончательно настроить Мари против него.

– Вы отличный полицейский, и ваше место – здесь!

– Я еще и невеста Кристиана. Мое место – рядом с ним.

– Что вы будете делать в Плимуте? Ждать жениха и томиться от скуки?

– Перестаньте!

– Неужели вы надеетесь, уехав подальше, забыть о том, что произошло на острове? – Мари молчала, и он повысил голос: – Убиты ваши братья и племянник, а вы бросаете расследование на полпути. Вот уж не думал, что вы из тех, кто бежит от трудностей, Мари Кермер! Жаль, что я в вас ошибся.

Расчет оправдался – ему удалось задеть Мари за живое.

– Я обещала уехать вместе с ним, – тихо произнесла она. – Но я не только не выполнила обещания, а еще и вела себя отвратительно в последний день перед его отъездом.

Они подошли к сходням. Мари протянула руку, чтобы взять у него сумку.

Раздался второй гудок. Теперь время было на вес золота.

– Ошибаетесь, это он вел себя отвратительно по отношению к вам!

Слово вылетело – путь к отступлению был отрезан.

– Он просто дерьмо, Мари! – Вырвав у него из рук сумку, она стала подниматься по сходням, но тут же остановилась, когда Ферсен продолжил: – Это он угнал яхту, подбросил на борт компас и спрятал спасательный круг в бухте Морга, чтобы заставить вас поверить в успешный побег племянника, хотя тот был уже мертв.

Люка видел, как напряглись ее плечи и спина, рука сжала ремень сумки, пальцы побелели. Внутренняя борьба. Он догадался, что ей стоило немалых усилий не обернуться.

– На спасательном круге обнаружены фрагменты кожи с ДНК вашего жениха!

Вот оно – доказательство. Плечи Мари поникли.

– И это еще не все, – добавил он с раздражением, ибо презирал того, кто вынудил его к подобному признанию. – Бреа и был одним из тех «монахов без головы», которые на вас напали в аббатстве.

Мари все-таки обернулась, и Ферсена хлестнул по лицу ненавидящий взгляд.

– Кристиан не мог такого сделать. Вы лжете! Той ночью он ушел в море, я сама видела.

– Видели шхуну – этого он и добивался. Я предполагал, что вы мне не поверите, поэтому разыщите некого Ноэля Легофа из Канкаля и поинтересуйтесь, где провел ту ночь ваш суженый!

Люка увидел, что она близка к обмороку.

– Сожалею, Мари, но у меня не оставалось выбора, – проговорил он. – Вы мне нужны.

– Вы сами – дерьмо, Ферсен!

С этими словами Мари исчезла внутри парома, Люка хотел было вскочить на борт вслед за ней, но в эту минуту служащий убрал сходни. Не будь он так взволнован, он заметил бы, что с верхней палубы за этой сценой внимательно наблюдал Риан.

Мари долго смотрела на запад, где медленно исчезали очертания острова, со смутным чувством, что там осталась частичка ее души.

– Местные жители говорят, что когда они уезжают из Ланд, в их сердцах поселяется траур… – тихо произнес неслышно подошедший Риан. Он стал рядом, опираясь на фальшборт. – Но время от времени уезжать необходимо, просто чтобы вздохнуть полной грудью.

Она убрала с лица закрывавшую глаза прядь и взглянула на писателя, опять поразившись его дару угадывать ее самые потаенные мысли.

– Вы до Бреста? – спросила она, не расположенная откровенничать.

Риан ехал в Париж, где на следующий день у него была назначена встреча с издателем. Она снова замолчала, наблюдая за игрой только что вынырнувшего дельфина – темную гладь воды пронзила серебристая молния.

– Я случайно стал свидетелем вашей размолвки с Ферсеном и…

– Давайте сразу договоримся, Риан: то, что вы однажды спасли мне жизнь, не повод, чтобы я вывернула ее перед вами наизнанку.

По его лицу пробежала тень. Мари сразу же пожалела, что сорвала на нем гнев, вызванный совсем другим человеком.

– Простите. Меньше всего я хотела вас обидеть.

Писатель улыбнулся, у глаз наметилась сеть тонких морщинок, придававшая ему очарование, перед которым могли устоять не многие женщины.

– Располагайте мной, Мари, если возникнет такая необходимость. – Его голос окрасился легкой иронией. – Кожа у меня крепкая – как у боксерской груши.

Она улыбнулась. Риан достал сигарету, повернувшись спиной к ветру, зажег ее и снова встал рядом.

– В двадцатилетнем возрасте я был безумно влюблен в одну девушку из Белфаста, – заговорил он вполголоса. – Вы слишком молоды, чтобы об этом помнить, но в шестидесятые годы в ирландском обществе было настолько глубокое религиозное противостояние, что мы, католики, часто сравнивали свои выступления за гражданские права с борьбой негров в Америке. В шестьдесят седьмом мы действовали особенно активно. Протестанты, воспринимавшие это как всплеск национализма, объявили нам настоящую войну, и тогда мы были вынуждены встать под защиту Ирландской республиканской армии. – Риан затянулся сигаретой и продолжил: – Исторический экскурс мне понадобился для того, чтобы вы представляли, насколько в те годы была опасна любовная связь между католиком и гугеноткой. Но я был молод, влюблен и готов на все ради встреч с ней, даже подвергая ее жизнь опасности – она могла из-за меня погибнуть.

– И как все закончилось? – спросила Мари, на время забыв о собственных неприятностях.

– Через несколько лет мы расстались, и не по религиозным соображениям, – добавил он с иронической усмешкой.

Мари пожала плечами:

– Вижу, к чему вы клоните, только, по-моему, далеко не все можно оправдать любовью. Отец воспитал меня в уважении к некоторым ценностям, и ложь, обман, махинации в моих глазах – непростительны. – Она покачала головой. – Не могу поверить, что Кристиан повел себя как трус.