Его вид потряс Лестера Баргуса. На видеозаписи хорошо видно, как он с изумлением отступает назад. Хозяин одет в белую футболку с эмблемой компании «Смит и Вессон» на спине и синие джинсы, свисающие складками с его задницы. Может быть, он надеялся дорасти до них.

— Чем могу служить? — его голос на записи звучит осторожно, но с надеждой. В такой день, когда торговля не идет, работа есть работа, даже если покупатель — псих.

— Я разыскиваю этого человека.

Акцент дает понять, что английский — второй или даже третий язык, которым он владеет. Акцент похож на европейский, но не немецкий — может быть, польский или чешский. Позже эксперты идентифицируют его как венгерский с элементами идиша в некоторых словах. Мужчина — еврей, вероятно из Восточной Европы, но какое-то время проживший на Западе, возможно, во Франции.

Он достает из кармана фотографию и толкает ее через прилавок к Лестеру Баргусу. Лестер даже не смотрит на нее. Все, что он говорит:

— Я его не знаю.

— Посмотрите! — и тон посетителя подсказывает Лестеру Баргусу, что совершенно не имеет значения, скажет он что-нибудь или нет, потому что ничто теперь не спасет его от этого человека.

Лестер приближается и сначала дотрагивается до фотографии, а потом отталкивает ее. Его голова не двигается. Он все еще не смотрит на фотографию, но, пока его левая рука находится на виду, правой он пытается схватить пистолет, который лежит на полке под прилавком. Это ему почти удается, но тут перед его лицом появляется дуло пистолета. Огнестрельное оружие позднее было опознано как «Иерихон-941», изготовленный в Израиле. Правая рука Лестера Баргуса ложится на прилавок рядом с левой и обе руки начинают одновременно дрожать.

— В последний раз прошу, мистер Баргус, взгляните на фотографию.

На сей раз Лестер смотрит вниз. Некоторое время он рассматривает фотографию, взвешивая возможности выбора. Понятно, что он знает человека на фотографии, и посетитель также знает это, потому что он не собирается приходить сюда в другой раз. На записи почти слышно, как Лестер издает глубокий вздох.

— Где я могу найти этого человека? — во время всего действия лицо пришедшего не меняет выражения. Кажется, кожа на нем так туго натянута, что даже произнесение слов требует от человека в черном тяжелых усилий. Опасность почти физически ощущается даже при просмотре пленки. Лестер Баргус, вынужденный вести разговор с глазу на глаз, напуган до потери сознания. Это заметно и по его голосу, когда он роняет предпоследнюю в жизни фразу:

— Он убьет меня, если я скажу.

— Я убью вас, если не скажете.

Лестер Баргус произносит свои последние слова, и они оправдывают все самые худшие его предчувствия.

— Вы все равно убьете меня, — говорит он, и что-то в его голосе подсказывает киллеру: это все, что он может вытащить из Лестера.

— Да, — говорит он, — я это сделаю.

Выстрелы звучат слишком громко по сравнению с их беседой, которая только что закончилась, но искаженно и приглушенно, потому что уровень записи недостаточно хорош. Лестер Баргус дергается, когда первая пуля попадает ему в грудь, потом продолжает конвульсивно дергаться, пока остальные пули впиваются в него. Выстрелы гремят снова и снова, и кажется, что это никогда не кончится. Десять выстрелов, затем раздается шум и движение в левом углу картинки, когда часть тела Джима Гоулда попадает в кадр. Еще два выстрела, и Гоулд падает поперек прилавка и врезается в заднюю стену магазина. К тому времени, когда агенты Третьего управления добираются до места событий, человек в черном успевает уйти.

На прилавке, теперь пропитанном кровью Лестера Баргуса, остается фотография. На снимке группа демонстрантов перед клиникой, где делают аборты, в Миннесоте. Это мужчины и женщины, держащие в руках плакаты, некоторые выкрикивают слова протеста, пока полиция пытается оттеснить их назад; другие стоят, разинув рты от шока. Справа лежит тело человека, прислоненное к стене, врачи толпятся вокруг него. Черная кровь на тротуаре и на стене за ним. По другую сторону от группы снят человек, уходящий с места трагедии с руками, засунутыми в карманы пальто, веки полуопущены. Он оглядывается в сторону умирающего, и в этот момент его лицо нечаянно попадает в объектив. Красная линия очерчивает круг вокруг его лица.

На фотографии мистер Падд улыбается.

Человек, убивший Лестера Баргуса, прибыл в аэропорт Логана за день до этого и въехал в страну по британскому паспорту, будучи якобы бизнесменом, занимающимся приобретением чучел животных. Адрес, который он сообщил иммиграционным властям, как позже выяснилось, принадлежал недавно снесенному китайскому ресторану в Бэлхеме, Южный Лондон.

В паспорте киллера значилось имя Клэй Дэймон. Он и был Големом.

В ту ночь, когда тела Лестера Баргуса и Джима Гоулда были отправлены в морг, я направился в бар «Хумли» на Бедфорд-стрит — лучший бар в Виллидж. На самом деле он располагался между улицами Барроу и Гроув, но даже те, кто бывал здесь довольно часто, не всегда сразу могли отыскать его. Снаружи не было никакой вывески, только фонарь над большой дверью с металлической решеткой. «Хумли» появился здесь сначала как бар, подпольно торгующий спиртным, во времена Сухого закона, и это определило его биографию на дальнейшие семьдесят лет. По выходным он старался привлечь молодых служащих банка и коммунистов, которые поголовно надевали голубые рубашки под костюмы, потому что такие нонконформисты, как они, должны отличать друг друга при встрече, а в будние дни его завсегдатаями были Сэлинджер, Скотт Фицдже-ральд, Юджин О'Нил, Орсон Уэллс и Уильям Бурровс, которым не терпелось сменить обстановку после «Белой Лошади» или «Кризиса Мэри».

Облака низко нависали над Виллидж. Жуткое затишье воцарилось в воздухе, и предгрозовая тревога передалась людям на улицах. Смешки смолкли, парочки начали пререкаться, толпа, появившаяся из метро, выглядела напряженной и раздраженной, ботинки казались слишком узкими, рубашки — слишком плотными. Все казалось влажным на ощупь, как если бы город сам по себе начал медленно покрываться потом, извергая из себя грязь и выхлопы сквозь каждую трещину на тротуаре, сквозь каждую щель в стене. Я посмотрел на небо и стал ждать грозы, но она так и не разразилась.

Внутри бара «Хумли» топтались на посыпанном опилками полу пара лабрадоров и люди, стоящие у стойки бара или исчезающие в темных альковах в дальнем конце зала. Я устроился на одной из длинных скамеек у двери и заказал гамбургер и кока-колу: гамбургеры, ребрышки и рыба фри — ими особенно славилась кухня этого бара.

Казалось, прошли годы с тех пор, как я вернулся обратно в Виллидж, и десятки лет с того дня, когда покинул Нью-Йорк, чтобы уехать на родину предков, в Мэн. Старые призраки ждали меня здесь на каждом углу: Странник — на углу Святого Марка в Ист-Виллидж (телефонная будка все еще отмечала то место, где я стоял после того, как он прислал мне все, что осталось от моей дочери); бистро на углу, куда мы со Сьюзен приходили на свидания; «Слон и Замок», где мы подолгу обедали по воскресеньям в начале нашего романа, направляясь затем на прогулку по Центральному парку или бродя по залам музеев.