Дышала на стекло, рисовала фигуры на запотевшем окне.

Конец лета почти полгода спустя.

— Дорис! Куда ты идешь?

— Прочь.

Она места себе не находит, когда Сандры Вэрн нет дома.

Дорис Флинкенберг бредет по лесу по направлению к озеру Буле.

Смерть детства / Что Дорис увидела в лесу. Дорис стояла на скале Лоре на самом краю, как и много раз прежде. Она смотрела вниз на блестящую водную поверхность примерно в трех метрах под ней. Пыталась разглядеть дно. Но не могла. Ничего не было видно. И так уже не в первый раз. Они с Сандрой сотню раз стояли раньше на этом самом месте и всякий раз приходили к одному и тому же выводу. Это невозможно. Бенку никогда ничего на самом деле не видел.

То, что нарисовано на карте, — плод его воображения. Картинка.

Не обыкновенная ложь, а именно картина. Выражение чего-то.

«Выражение чувства и — как чувство — совершенно честное». Так Никто Херман объяснила Дорис Флинкенберг, когда та самостоятельно — без Сандры — наведалась в Стеклянный дом и разговаривала с Никто и Кенни, сестрой Никто, о тайне американки. Совершенно конфиденциально. Не потому, что ей хотелось сохранить все в тайне — просто эта мысль появилась и прошла, а когда они с Сандрой принялись разгадывать эту тайну, Дорис убедилась, что сказанное когда-то давно было правдой. Радостная новость. И ей захотелось порадовать этим Никто Херман, которую она так любила — и Кенни, ведь та как-никак тоже была сестрой Эдди. Ясное дело: раз Дорис была почти уверена, что это чистая правда, она просто обязана была рассказать о том, что ей было известно, тем, кого это непосредственно касалось. А именно — родственникам. Ближайшим.

Сандры тогда не было, она уехала на Аланд. К своим родственникам. К тому же их игра в Эдди сделалась какой-то странной, словно отстраненной, и это заставляло Сандру отдаляться от Дорис. Дорис Флинкенберг не могла ясно объяснить, что это было — что-то связанное с той одеждой и жестами. Иногда Сандра наряжалась и для себя самой, когда Дорис не было, когда они не играли. Расхаживала и напевала ту песенку на свой лад, песенку американки. Песню Эдди. Посмотри, мама, что они сделали с моей песней. Похоже, они хотели испортить ее.

Во всяком случае, в один прекрасный день Дорис отправилась в Стеклянный дом, когда там была Никто Херман; Женщины уже уехали из дома на Первом мысе, но Никто частенько наведывалась в Поселок — в дом Аландца в самой болотистой части леса, и порой навещала Кенни в Стеклянном доме — но редко. У них, похоже, было мало общего, у Кенни и Никто Херман.

— Я подозреваю, что она не умерла. Американка то есть. Эдди.

Вот что, значит, сказала Дорис Никто Херман и Кенни де Вир, она специально пришла в Стеклянный дом сказать это.

Но все вышло совсем не так, как она себе представляла.

— Что? — переспросила Кенни, словно ничегошеньки не поняла из того, о чем говорила Дорис.

Никто Херман, наоборот, задумчиво посмотрела на нее, действительно посмотрела. А потом едва не прыснула со смеху, ну не в открытую, но все же развеселилась. Однако, вспомнив, как радовалась Дорис, как ей хотелось поразить их, снова сделалась серьезной, почти по-матерински, и заговорила с ней как с маленькой.

— Но, девочка моя, — начала Никто Херман, — кто внушил тебе такие глупости?

— Никто, — пробормотала Дорис, вмиг оробев.

Она-то пришла, чтобы их порадовать! Кенни и Никто. Ей так нравилась Никто Херман! Глаза как блюдца. Самая лакомая из всех.

А она: «Кто внушил тебе такие нелепости?» Ну что на это ответить? И Дорис обиженно замкнулась.

Даже не ответив на вопрос.

— Ах. Просто мысль такая пришла. В игре.

Сказала она и поспешила сменить тему разговора. Хватит об этом. Но все же ей было нелегко смириться с, ну, как это лучше назвать, безразличием Кенни и Никто. С отсутствием энтузиазма.

— Кто? — спросила Никто. Уж она-то могла ответить.

Рита. Рита-Крыса, когда-то давным-давно. Когда они были маленькими.

Ведь она, Дорис, думала, что видела однажды у озера Буле нечто странное, такое, чего не могла объяснить. А вдруг это…

И поскольку Рита и Сольвейг тоже тогда были у озера, она попыталась с ними сблизиться. На свой манер. Сперва поддразнивала их, Сольвейг, Риту и Бенгта, но в шутку, конечно. Сделала вид, что стреляет им в спину, когда они сидели на мостках на Втором мысе, своей компанией, секретничали, а ее не звали.

Они так испугались! Просто смех! Рита прямо взбесилась и пригрозила утопить ее самую большую драгоценность, свадебный подарок, который она получила от мамы кузин — кассетник марки «Поппи», если Дорис немедленно не уберется.

Уж больно она разозлилась, Рита, вот что было странно. А когда она злилась, ее насквозь было видно. Сразу стало ясно, что причина в чем-то другом.

Но потом, как-то раз в лесу, Рита сама к ней подошла. Вскоре после этого. Она была уже другой. Обычной. С такой проще иметь дело. Такой она обычно и бывала, Рита, когда Сольвейг не было рядом. Когда они не были, как вечно ныла Сольвейг, «вдвоем».

И тогда Рита сама завела речь про то, что случилось на озере Буле. Она сказала, что ей кажется — или, точнее, она уверена, так она выразилась, что знает, как все было. Сказала, что расскажет об этом Дорис, хоть и не должна бы этого делать. Это большой секрет. И об этом нельзя никому рассказывать.

Они пообещали ей. Той американке.

Эдди де Вир. Хоть они и не были с ней знакомы, а просто оказались в нужном месте в нужное время или «не в том месте не в то время — как на это посмотреть», сказала Рита, и теперь они против своей воли были втянуты в нечто большое и, возможно, опасное.

— Мы ей помогали, — призналась Рита Дорис. — Это тайна. Пообещай, что никому не проболтаешься.

Дорис, само собой, не сразу пообещала: как же — спешу и падаю! Она, конечно, была тогда еще маленькая, но уже привыкла, что ее часто водят за нос. Поэтому, прежде чем что-то пообещать, желала знать, что она обещает и на каких условиях. Вот и попросила, чтобы ей рассказали больше.

Рита засомневалась, но потом все же уступила Дорис Флинкенберг. Они с Сольвейг случайно оказались на берегу в то утро. Туда пришла девушка, та американка, и там все и случилось, рассказала она. Была большая ссора, но не между американкой и Сольвейг с Ритой, а с тем, с кем она встречалась до этого… больше она, во всяком случае, ничего об этом сказать не может — и да, американка упала в озеро, но выплыла.

— К счастью, — с облегчением добавила Рита. — И отгадай, кто ее спас? Сольвейг.

Сольвейг отлично плавала и смогла спасти утопающую.

Американка была так ей благодарна. Ну прямо не знала, как отблагодарить.