Я, разумеется, слушаю и повинуюсь. Джинн из меня вышел бы знатный.

– Может быть, тебе домой позвонить нужно? – спрашиваю тактично. – У меня мобильный телефон есть, не стесняйся, если что.

– У меня тоже есть телефон. Только звонить никуда не нужно. Дома никого, Витька позавчера улетел на неделю… Я же говорю: не семейная жизнь, а счастье. Не-че-ло-ве-чес-ко-е! Тут мне и правда повезло. Что хочешь, то и твори. Всего-то труда: несколько дней в месяц вести себя прилично…

– По-моему, неплохо. Это ведь ты говорила мне, будто готова терпеть все, что угодно, лишь бы не изо дня в день?

– Я. Но прими во внимание: изо дня в день я терплю себя.

– Заметь: тебе достался не худший вариант.

– Наверное… Не знаю. Ничего я уже не знаю, Макс. Теоретически говоря, у меня все так хорошо – обалдеть! Только мне от этого не легче. Ничего мне уже давно не хочется, ничего не нужно, на все насрать… Вон, видишь, сегодня в тапочках из дома вышла. И не по рассеянности, а просто так. Потому что без разницы. Олла была права: нельзя мне мужней женой быть. Ни при каких обстоятельствах. Причем никто не виноват. Витька – меньше всех. Он очень хороший, мне с ним повезло. Просто надо было вовремя испугаться и оставить его в любовниках. Но мне так надоела вся эта долботня: дескать, такая красавица, и жизнь не удалась, в девках засиделась… Ха, нашли «девку»!

– Ты давай, по порядку рассказывай, – прошу. – Мне пока ничего не понятно. В чем надрыв?

– По порядку не могу. Нет никакого порядка. И надрыва тоже нет. У меня все очень хорошо, Макс. Только вот меня – той, кому, теоретически говоря, должно быть хорошо – нет больше. Есть некая зажравшаяся тетка тридцати с лишним лет, которая с жиру блажит… А меня – нет.

– «С жиру» – это сильно сказано, – смеюсь, стараясь обратить ее признание в шутку.

– А, ерунда, – она хлопает себя по поджарому животику. – Ну да, повезло мне с фигурой, даже тихая семейная жизнь ее не берет… Но все равно я чувствую себя грузной старой бабой. Бывает ведь и душевное ожирение, Макс. В этом смысле у меня пять сальных подбородков и… и больше ничего!

Теперь она рыдает навзрыд, а я с ужасом понимаю, что совершенно не умею успокаивать плачущих. Всегда был уверен, что человеку нужно дать возможность реветь, сколько влезет, – если уж начал. Рано или поздно сам успокоится. Но взирать на плачущую Ташку – невелико удовольствие. Очень уж жалобно выскуливает она невнятные формулы своих печалей.

– Вот, еще не напилась, а уже реву, – наконец резюмирует она, хлюпая носиком. – Что ж дальше-то будет? Подумать страшно…

– А что Олла по этому поводу говорит? – интересуюсь. – Может быть, можно еще все поменять?

– Я к ней несколько раз заходила, но мне никто не открыл. Знаешь, я ведь и правда потеряла удачу. Поскольку мне, как ты понимаешь, не приходится бороться за выживание, это не очень заметно. Но застать кого-то дома стало почти невозможно. Да и дозвониться никому никогда не могу. Порой целый день сижу с телефонной трубкой, кнопки нажимаю и слушаю гудки… Тебя вот, правда, встретила сегодня случайно. Давно со мной такого не было: случайно встретить на улице старого друга. Иногда нарочно весь день по центру брожу – никого! Можешь ты себе такое представить?..

– Но ты же сама говоришь: многие уехали, прочие – умерли.

– Все-таки живых пока тоже хватает… Знаешь, я иногда думаю: а вдруг это я умерла? А все остальные живы…

– Странная идея, – вздыхаю.

Ташкины проблемы кажутся мне, мягко говоря, преувеличением. Сходит с ума от скуки, как многие обеспеченные домохозяйки. А поскольку девочка всегда была незаурядная, обычная дамская депрессия приняла столь замысловатую форму…

Часа через два усталость моя превозмогает вежливость, и я заваливаюсь спать на узкую тахту.

– А я рядышком посплю, можно? – робко просит Ташка. – Внизу неуютно… Я имею в виду: просто посплю. Как с плюшевым мишкой. Трахаться не будем, это мы уже проходили когда-то, и нам не понравилось…

Предпочитаю поверить ей на слово: сил нет доказывать обратное. Я проснулся на рассвете, проехал несколько сотен километров, одолел полбутылки джина, да еще и эти ее папиросы бесконечные… Ничем иным, кроме как «плюшевым мишкой», я в эту ночь быть не способен.

«Жертвуй это!»

Проснувшись, я решил, что мое одиночество – наказание за излишне крепкий сон. Действительно свинство: всю ночь дрыхнуть в объятиях очаровательной женщины да еще и уход ее проморгать. Бревно бесчувственное. Урод. Ненавижу.

При солнечном свете уютная мансарда производила не лучшее впечатление: пыльное, нежилое помещение, в котором лучше бы не задерживаться. Покрывало на тахте пахнет пылью и тленом, словно его постелили в позапрошлом году, и комнату с тех пор ни разу не проветривали. Возможно, впрочем, именно так и обстояли дела. Из моей старинной подружки вряд ли могла получиться хорошая хозяйка…

Спустившись вниз и совершив краткую познавательную экскурсию по дому, я решил перебраться в гостиницу. Море в десяти минутах ходьбы, еженощные дружеские попойки и экономия средств – это, конечно, круто, но чистые простыни, горячая вода и душевный покой привлекают меня куда больше.

Ташки в доме не было. Я взял купленную вчера черешню и отправился в сад. Никого. Уселся на крыльцо, вяло склевал несколько ягод. Есть не хотелось. Вообще ничего не хотелось, кроме как сматываться из этого унылого храма старой дружбы. Оставлю Ташке записку. Сама, в конце концов, виновата, что смылась с утра пораньше. Разбудить меня трудно, но вполне возможно. Стараться надо было!

Тем временем вокруг меня начали собираться независимые наблюдатели. Две старушки в ситцевых халатах и ветхих соломенных шляпках тусовались у калитки. Делали вид, что увлечены болтовней, а сами то и дело стреляли глазами в мою сторону. Еще одна, в зеленой шерстяной кофте и белой косынке, больше похожей на бинт, выгуливала вокруг уличного каштана хромую черную козу. Четвертая приветливо улыбалась мне из-за соседского забора. Она выглядела гораздо моложе своих соседок: не старушка даже, просто милая дама лет пятидесяти с хвостиком, с добрым лицом всеобщей тетушки и величественной осанкой школьной учительницы. Увидела, что я на нее смотрю, и помахала рукой, как старому знакомому.

– Хотите, кофе, молодой человек? – приветливо спросила она. – Только не вздумайте стесняться. Вы же мой новый сосед, я правильно понимаю?

– Еще не знаю, – неопределенно ответил я. – Но кофе – это слишком большое счастье, чтобы от него отказываться.

– Ну тогда идите сюда. Вам через забор проще лезть, чем мне: вы все же в брюках.

Метнувшись в дом за нетронутой гроздью бананов (не с пустыми же руками в гости идти!) возвращаюсь в сад. Забор между садовыми участками – скорее формальность, чем преграда. Он едва достает мне до пояса. Чуть-чуть подтянуться на руках, поочередно перекинуть ноги – и мы с бананами уже на чужой территории.